Монологи вагины
Шрифт:
Ведущая семинара заметила, что я в замешательстве, вся вспотела и задыхаюсь, и подошла ко мне.
– Я потеряла клитор, – сообщила я ей. – Он пропал. Не надо было надевать его, собираясь поплавать.
Ведущая рассмеялась. Она ласково погладила меня по голове и сказала, что клитор нельзя потерять. Это часть меня, моя суть. Одновременно звонок в мой дом и сам дом. Мне не нужно его искать – я должна стать им. Быть им. Быть моим клитором. Быть моим клитором. Я легла на спину и закрыла глаза. Опустила зеркало и будто стала парить вокруг себя. Следила, как медленно приближаюсь к своему телу, чувствовала себя астронавтом, возвращающимся в атмосферу Земли. Возвращение это было очень тихим и мягким. Отталкивалась
Моя вагина – это раковина, тюльпан, судьба. Едва покинув ее, я тут же возвращаюсь. Моя вагина – это я.
«Клитор не выполняет никакой функции. Это единственный орган, созданный исключительно для удовольствия. Клитор – всего лишь пучок нервов, если быть точными, в нем 8000 нервных волокон. Концентрация нервных волокон в клиторе выше, чем в любой другой точке тела, включая кончики пальцев, губы и язык, и вдвое… вдвое… вдвое больше, чем в пенисе. Кому нужен револьвер, если есть полуавтоматическая винтовка?»
– Натали Анжье, «Женщина: Интимная география»
Ему просто нравилось на это смотреть
Это история о том, как я полюбила свою вагину. Неловко в этом признаваться, поскольку это не очень политкорректно. В идеале все должно было произойти в ванне, наполненной водой с солями Мертвого моря, под музыку Энии, в кульминации моей любви к своему женскому естеству. Я знаю. Вагины прекрасны. Наша ненависть к самим себе – лишь результат навязанной политики подавления и ненависти, присущей патриархальной культуре. Она нереальна. Киски объединяют. Я все это знаю. Как если бы мы выросли в обществе, где полные бедра считаются эталоном красоты, и, лежа на спине, глотали бы ведрами молочные коктейли, заедая печеньем, чтобы бедра стали шире. Общество, которое нас воспитало, другое. Сначала я ненавидела свои бедра, а вагину – и того сильнее. Мне она казалась невероятно уродливой. Я была из тех женщин, которые, глядя на вагину, отчаянно желали от нее избавиться. От одного вида меня тошнило. И я сочувствовала всем, кто вынужден был иметь с ней дело.
Чтобы как-то это превозмочь, я стала представлять, что у меня между ног нечто другое. Например, мебель – уютные футоны с легкими хлопковыми одеялами, маленькие, обитые бархатом диванчики, леопардовые коврики; или милые финтифлюшки – вроде шелковых носовых платков, стеганых прихваток, столовых наборов; или миниатюрные пейзажи с кристально-прозрачными озерами или мглистыми ирландскими болотами. Я привыкла к этой мысли и совершенно забыла о том, что у меня есть вагина. Всякий раз, занимаясь сексом с мужчиной, я представляла, что он входит в отороченную норкой пелерину, или венок из красных роз, или в китайскую чашу.
А потом я познакомилась с Бобом. Боб был самым непримечательным из всех мужчин, которые мне когда-либо встречались. Он был худым и высоким, с совершенно заурядной внешностью, носил одежду защитного цвета. Боб не любил
Оказалось, Боб любил вагины. Более того, он был самым настоящим экспертом в этой области. Ему нравились ощущения от контакта с ними, нравился их вкус и запах, но самое главное – ему нравился их внешний вид. Боб в буквальном смысле любовался вагинами. Во время нашего первого секса он сказал, что ему нужно меня видеть.
– Я же здесь, – ответила я.
– Нет, ты не поняла. Мне нужно видеть тебя, – повторил он.
– Ну, включи свет, – сказала я.
«Чудик какой-то», – думала я, уже начиная паниковать в темноте. Тут он включил свет. Потом сказал:
– Ну вот, теперь я готов тебя увидеть.
– Эй, – я помахала ему рукой. – Я здесь!
Он начал меня раздевать.
– Что это ты делаешь, Боб? – спросила я.
– Мне нужно тебя увидеть, – снова повторил он.
– Не стоит, – сказала я. – Просто возьми меня.
– Мне нужно видеть, какая ты, – настаивал он.
– Но ведь ты уже видел красный кожаный диван, – ответила я.
Но Боб не желал отступать. Мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
– Это же личное! – протестовала я. – Ты можешь просто нырнуть в меня – и дело с концом?
– Нет, – ответил он. – Это ведь ты сама. Я должен тебя увидеть.
Я затаила дыхание. Он все смотрел и смотрел. Ахал, улыбался, пялился и стонал. Вдруг он прерывисто задышал, и лицо у него изменилось. Теперь Боб больше не казался мне таким уж непримечательным – он стал похож на прекрасного, голодного зверя.
– Ты так красива, – проговорил он. – Элегантная, искренняя, невинная и одновременно дикая.
– И ты все это увидел там? – спросила я.
Он словно прочел это по линиям на моей ладони.
– Да, увидел, – ответил он. – Это и многое, многое другое.
Он разглядывал ее около часа, словно изучал карту или поверхность Луны, будто заглядывал мне в глаза, но это была моя вагина. При включенном свете, наблюдая за тем, как он рассматривает меня и так неподдельно возбуждается, глядя на его спокойное и вместе с тем восторженное выражение лица, я почувствовала, как сама стала влажной и завелась. Я посмотрела на себя его глазами, почувствовала себя прекрасной и соблазнительной – словно была великолепным полотном или водопадом. Боб не испытывал ни страха, ни отвращения, и я почувствовала гордость, прониклась любовью к собственной вагине. А Боб растворился в ней, а я вместе с ним, и мы улетели в небеса.
Моя вагина была моей деревней
Посвящается женщинам Боснии
Моя вагина была зелеными полями, напоенными водой, мычащими коровами, заходящим солнцем, моим ласковым возлюбленным, мягко касающимся лица тоненьким соломенным прутиком.
Теперь у меня между ног что-то есть. Я не знаю, что это. Я не трогаю это. С тех пор больше никогда.
Моя вагина была болтушкой – не могла дождаться, чтобы наговориться всласть. Ей всегда столько нужно было рассказать, о да, о да!