Monologue of my soul
Шрифт:
И держат тут, до самого восхода,
Из ситуаций новый сон творят,
Который кружится, по типу, хоровода.
Здесь и люди, что давно ушли,
И места, где никогда не побывать,
Здесь от реальности дороги пролегли,
Для тех, кто проблемами привык дышать.
А утром, всё опять по новой,
Я снова возвращаюсь в явь,
В сети этой судьбы суровой,
Сквозь свои проблемы вплавь.
* * * *
В
Что, стань они на мгновение птицами..
Люди бежали б из городов,
Заполняя мир своими небылицами.
Мои птицы заполняли б города,
Людей клевали, что есть мочи,
Обрывали ваши связи, провода,
И день вдруг стал темнее ночи.
В моём молчаньи было столько слов..
Но вот сказать, ничего я не сумела..
Написала только несколько стихов,
С птицами наедине сидела.
* * * *
Не распыляй себя на чужих людей,
Не поймут, не оценят, не нужно,
Погуляют, греясь у твоих огней,
А потом, им станет там душно.
Навеки в тебе останется снег,
А потом, как не рвись из своей кожи..
По-настоящему лечит близкий человек.
По-настоящему калечит – тоже.
* * * *
Тихими шагами, уверенно к мечте,
На носочках, мягко я ступала,
Хлещущим движеньем фуэте,
Новой жизни эпизод ладонью рисовала.
Ладонью по стенам, мазками краски,
Рисовала город, моря,
Рисовала моменты ласки,
И сюжеты, где я-твоя.
Тихими шагами, уверенно к мечте,
Не взглянув на боль, по гвоздям ступала,
Она не виднелась в моей хромоте,
Я просто ею дышала.
* * * *
Время быстро меж пальцев ускользает,
Оглянулся, за тобой – река,
Река, что дерево питает,
Чьё семя кинула твоя рука.
Время убегает, как песок,
Его уносит в глубь волной морскою,
На прощанье покажет завиток,
И растворится водою голубою.
Время исчезает в темноте,
Ускользает большой и чёрной тенью,
Уходит, подобно сироте,
В далёкую страну оленью.
Время убегает, как щенок,
Что, норовит за будкой скрыться,
Но не привлечёт его пирожок,
Ему еда никогда не снится.
Время ускользает между пальцев,
Поймать его, не удавалось никому,
Ему нет дела до страдальцев,
Время любит тишину.
* * * *
Я на груди твоей хочу
Как можно ближе к сердцу пылающему,
Проблемы жизни этой обсуждать,
И улыбаться, тебе, читающему.
Целовать твои венки на запястье,
И по плечам погладить рукой,
Лишь в тебе одном моё счастье,
Лишь в тебе живёт мой покой.
У ног свернуться калачиком,
На ушко песни мурчать,
Ты для меня всегда будешь мальчиком,
Чьи чувства, захочу защищать.
Я на груди твоей лежать хочу,
Ближе к сердцу, мне там теплее,
Мы зажжём в нашем доме свечу,
Я о любви писать тебе буду, на шее.
* * * *
В ночь, когда будет совсем дождливо,
Раздевши свою душу догола,
Из сотни тех, кто говорит красиво,
Выберу того, кто молча делает дела.
* * * *
Тебе восемнадцать, ты думаешь, перед тобою целый мир,
Бросаешь жизнь направо и налево,
Под подушкой прячешь стих-Шекспир,
Глянув в зеркало – "ну точно королева".
Тебе двадцать, ты на море пьёшь вино,
И думаешь о том, чтоб универ забросить,
Понимаешь, что жизнь – не счастливое кино,
И о том, что курить надо бросить.
Тебе двадцать пять, ты с головой в работе,
Дни распланировал в своём календаре,
Работа-дом-работа, на автопилоте,
Но ночи, зато, в своей конуре.
Тебе тридцать лет, работа, жена и трое детей,
Из друзей лишь один, и то, по работе,
Раз в год обходишь бесплатно врачей,
И искренне счастлив только субботе.
Тебе тридцать пять, всё сильней ломит спину,
И зрение что-то опять барахлит,
Пытаешься угодить начальнику-кретину,
И с бедёр дряблых согнать целлюлит.
Тебе сорок лет, отпуск на море,
Наконец, спокойно можно присесть,
И тут, как гром, среди ясного неба, горе,
Неожиданно скончался старый тесть.
Тебе сорок пять, дети, наконец, переехали,
Ты скучаешь, пуст совсем дом,
Голос по квартире разносится эхами,
Ищешь покой в вине сухом.
Тебе пятьдесят, к детям просишься в гости,
Чтобы внуков, наконец, повидать,
Всё сильнее ломит на погоду кости,
Только некогда совсем отдыхать.
Тебе шестьдесят пять лет, здравствуй, пенсия,
Наконец, долгожданный покой,
Но возникает новая претензия,
Не хватает денег, рост политики ценовой.
Тебе семьдесят лет, внуки создают семью,
Ты один, в старенькой комнатке, читаешь,