Монополия на чудеса
Шрифт:
И конечно же, я не удержался. Ну а что делать, если человек сам подставляется под разные гадости?
– А тебе оно как? – спросил я, поднимая невинный взгляд.
– Ну-у… не знаю…
– Сейчас примерим. Давай, давай!
Я силой подтащил ее к зеркалу. Приложил вешалку к ее груди, заставил покружиться. Девушка послушно поворачивалась, следуя моим указаниям. В лице застыла обреченность.
– Раздевайся! – приказал я. – Ну?!
Амулет полыхнул озорным светом. В глазах девчонки отразилось бесконечное отчаяние;
– Фигня, – покачал я головой, когда она переоделась. – Как на корове седло… А из мужского что можешь предложить?
– Это в другом отделе. Вам надо обратиться к…
– Ничего не надо. Ты мне нравишься.
Она увяла. Амулет давал власть. Я чувствовал, что могу держать пигалицу сколько угодно. Могу увести в другой отдел, заставить выполнять чужую работу. Могу…
Да мало ли чего я еще могу… По щеке пигалицы побежала черная капля. Девушка подозрительно шмыгнула носом и сгорбилась.
– Ладно, – смилостивился я. – Сам справлюсь. Иди.
В бесцветно-серых глазах вспыхнуло облегчение. И радость. И еще что-то, чему я не нашел объяснения. Вот клуша!
– Спасибо вам большое, – чуть гнусаво поблагодарила она. – Мы будем вас ждать! Заходите еще!
Ну-ну…
В мужском отделе дела обстояли хуже, чем в дамском. Пиджаки. Пиджаки, пиджаки, старческие сорочки, галстуки. Я снял наугад несколько костюмов и, прихватив охапку галстуков, отправился к примерочной. Консультантка мужского отдела, лиричная брюнетка с припудренным шрамиком на брови, подойти побоялась.
Вот и ладушки. А то я весь салон на уши подниму.
– Жди, – указал я на нее пальцем. – Ты мне понадобишься.
Повозившись для проформы в примерочной, я перебрал галстуки. Убого… Один, похожий на отутюженный змеиный выползок, мне понравился больше других. Не Hermes, но вполне симпатично. Я запихал его в карман и вышел из кабинки.
– Повесь, пожалуйста, – сбросил на руки брюнетке ворох костюмов, сам двинулся к кассе.
Охранник смотрел на меня напряженно, как ганфайтер Дикого Запада на маршала. Я коснулся амулета, и – о, чудо! – охранник скопировал мой жест. Вот только он положил руку на пояс рядом с кобурой пистолета.
– Что-то не в порядке?
Я помотал головой. Огненный силуэт загустел, не давая двигаться. Стук крови в висках оглушал. Охранник, уже не стесняясь, пялился на меня во все глаза. Ну не могу я так уйти! Не могу!
Так что же? Я, получается, не вор?!
Достав из кармана галстук, я двинулся к кассе.
– Сколько с меня? – Губы онемели и почти не двигались.
Кассирша бойко отстучала чек. Глядя на рубиновую полоску, перечеркивающую штрих-код, я сообразил, какого дурака чуть не свалял. Тут же защита! Попытайся я выйти из салона, меня повязали бы моментом!
– Сто двадцать,
Чувствуя себя полным идиотом, я раскрыл бумажник. Последние деньги, ну елки-палки! Упаковать галстук я отказался. Выбежав на улицу, швырнул его в урну – с глаз долой, только бы не видеть. Чужой взгляд жег спину. Пройдя несколько шагов, я обернулся: охранник смотрел мне вслед сквозь витринное стекло.
Ну и пусть!
Пусть смотрит, козел! Главное, что я не друджвант! И это почти доказано!
Галстук я все-таки подобрал. Мой взгляд метался, выхватывая дома и машины, ощупывая лица прохожих. Мне хотелось вновь и вновь убеждаться в своей чистоте.
Нет, грабить неинтересно. Тянуть слова по-гопничьи, рожу наглить – этого у меня не выйдет. Да и вдруг драка случится? Амулет меня защитит, но все равно неприятно.
Тогда что же?
Студенты на остановке. Полный мужчина с пуделем на поводке. Машина без присмотра – хозяин отошел за сигаретами… Машина! А, нет, уже не угнать – вернулся.
Ничего. Что-нибудь я отыщу. Мне сам хаванан велел не стесняться!
Мир вывернулся передо мной наизнанку. Дома, люди, машины – ко всему я примерял силу амулета, прикидывая: проверить, не проверить?
Промелькнуло некрасивое девичье лицо в серой шапочке-буденовке. Амулет дернулся, и меня обдало жаром.
А что, если?!
Я проводил «буденовку» оценивающим взглядом. Нет, не эта… А вот другая – в беличьей шубке, смугленькая, с ямочками на щеках. Не пойдет? Рыжий лупоглазый подросток с косичками? Тоже?.. Может, эта? Белокурая, хрупкая, рот приоткрыт, грязная болоньевая куртка крепко запахнута. Тонкие руки обнимают плечи, а ноги голые – нет даже колготок. И лицо дергается, ловя выражения одно за другим, пытаясь понять, что же хочет выразить хозяйка.
Живая кукла.
Вот только у кукол не бывает таких лиц. Подвижных настолько, что мимика теряет всякий смысл.
Сам не зная зачем, я двинулся за ней следом. Мы пересекли Тербат, вышли к полупустынным закоулкам у Церковной. Девушка подпрыгивала при ходьбе – почти как Светка, когда волнуется.
Вокруг почти никого. Да и неважно это… Я вдруг понял, насколько просто задуманное: схватить, утянуть в подворотню, отыскать подвал или подсобку… только ничего не спрашивать! и чтоб не оглядывалась – тогда проще, тогда не надо будет…
Во рту пересохло. Я пошел быстрее, ловя шагами ритм сердца:
– Девушка!
Только бы не остановилась! Иди, милая, иди!
– Эй, девушка!
Голоногая замерла. Сгорбилась неуклюже, пытаясь понять: ее ли зовут, нет? Я схватил ее за рукав:
– Девушка, стойте! Погодите!
Амулет дернулся. Дома потекли, превращаясь в своих теневых двойников. Люди исчезали, выпадая хлопьями блесток, лишь голоногая оставалась со мной: я держал крепко.
Значит что, можно?!
Стук сердца сводил меня с ума.