Монополия на чудеса
Шрифт:
Предвкушая несколько часов роскошного благословенного безделья, я свернул на площадь. Там шло представление. На помосте, заваленном грудами золотых, пурпурных и киноварных листьев, проповедовали друиды. Тощий сумрачный паренек в зеленом жонглировал кинжалами; с одного на другой перепархивали синицы и зимородки. Птицы и сталь двигались восхитительно слаженно; круги жизни и смерти текли один в другом, не смешиваясь.
За спиной жонглера танцевали две друидки. Одна двигалась вымученно – ни дать ни взять отличница у доски, – другая же словно играла в пятнашки:
Я помахал ей, и девушка улыбнулась в ответ. Зимородком на клинке встрепенулось сердце. Будь я человеком, влюбился бы без памяти… Но я манар. Нас двоих ожидает удивительная судьба, и дороги наши нигде не пересекутся.
Это я знаю точно.
А жаль.
…Кто-то деликатно тронул меня за рукав, отрывая от глубокомысленных размышлений о манарской доле.
– Благого дня, сын мой! – послышался знакомый голос. – О господе нашем узнать не желаете ли? Об Ормазде благом?
Я обернулся. Давешний ратвишкара – прыщавый, зеленоглазый, сутулый – неуклюже топтался у меня за спиной. И не лень же человеку!
– Здравствуйте, отче. – Я наклонил голову для благословения. – А вы какими судьбами в вертепе языческом?
Священник неловко осенил меня знаком фарохара.
– Я, сыне Игорь, проповедую, – объявил он, волнуясь. – Я ведь как? Язычники собрались, надо, чтоб по чести было! Чтобы у людей выбор. А то глазеть глазеют, красиво – а таинства обрядовые нет, не знают! Вот и объясняю им, хожу повсюду…
– Достойное рвение. Брат-то ваш как?
– Брат? Плохо брат… – Глаза ратвишкары сделались тоскливыми: – Вы понимаете, мне говорят, а я не верю… Ну не верю, что он – с храмовой блудницей! Не верю!
Мне стало смешно. Похоже, этот удивительный парень узнал о жизни много нового.
– Да не волнуйтесь вы так, – сообщил я весело. – Мужчины, женщины – это ведь самим богом заведено.
– Вы не понимаете! Они о догматах спорят. Сравнивают церковные таинства…
– Ну, ну, отче! Голос чего такой унылый?! Иль усомнились в учении Ясны?!
От этих моих слов юноша и вовсе увял.
– А ведь вы правы… – раздумчиво проговорил он. – Очень в точку попали, сын мой! Нет веры во мне истовой, нет! Оттого и в брате сомневаюсь… Мне ведь, – голос его сорвался в шепот, – видения были. Будто пришла ко мне в келью их жрица дэвовская. Сама в рясе с кружавчиками, сосуды скверны из декольте торчат… пакость какая! И ну, говорит, прими наши верования языческие.
– А вы ей?
– А я – достал «Бундахишн», «Видевдат» и читаю читаю с восторгом упоенным. А она ластится, трется но с покорностью, с преклонением эдаким. Понимаете?! Чует веру истинную! И набухло во мне святое знание, пролилось дождем изобильным! Просыпаюсь, знаете ли, а на душе так благостно стало, легко! Вот я и думаю…
– Стоп. Отче, давайте начистоту: ведь не об эро… о видениях же своих вы пришли рассказывать?
Ратвишкара покраснел. Потоптался немного, словно порываясь убежать, затем решился и сбросил с плеча рюкзачок.
– Вот вы очень правильно сейчас сказали, – объявил он, роясь
Он обернулся, держа на ладони нечто невидимое:
– Вот… из церковных закромов. Это – чтобы море перед вами расступилось. Только далеко не забредайте, непонятно, сколько оно продержится.
– Не хочу.
– А это? Тремя рыбами фугу и рисовым колобком накормить алчущих. Только фугу надо уметь готовить. Если неправильно – сразу смерть, рыба-то ядовитая. И кормить лучше японцев, наши к такому непривычны. А вот – по воде ходить! Правда, оно только к зиме вызреет…
– Да что у вас, отче, чудеса какие-то уцененные?
Улыбка сползла с лица священника. Он сложил чудеса в мешок и завязал тесемки.
– Странный вы человек, Игорь… От дарового могущества отказываетесь. Настолько верите в свои силы? А хотите, сделаю вам предсказание?
Я уже понял, что так просто он не отвяжется.
– Буду благодарен, отче, – вздохнул я с покорностью. – Только побыстрее!
Священник обрадовался. Поднялся, отряхнул рясу на коленях и вдруг бросил в меня чем-то невидимым. Я ощутил, как по мне прокатился комок пыли.
– Вы манар к тому же, – протянул ратвишкара. Вскинул глаза к небу и забормотал свистящим шепотом: – Раз-два… На Язатов уповаю… Тану гнетет Аху, нет у Ака-Маны власти надо мной! Изыдите, Араска, Варэна, Ази и Спазга! – И вдруг объявил радостно и страшно: – Вижу! Вы отрежете голову!
– Что-о-о?!
– Женщине, бывшей комсомолке. Верьте мне, сыне!
Бочком-бочком, я двинулся прочь от сумасшедшего. Ратвишкара семенил следом, не стремясь приблизиться, но и не отставая. Сколько длилась бы эта погоня, не знаю, но мне повезло.
Кто-то с визгом кинулся мне на плечи.
Сзади, внезапно.
Ратвишкара, увидев этого кого-то, в ужасе бросился бежать. Я же, не думая, рухнул на одно колено, сгреб нападавшего в охапку и качнулся вперед, стряхивая. Длинные волосы хлестнули по лицу.
Рефлексы дали маху. В следующий миг я это понял и лихорадочно затормозил бросок. Тротуар вывернулся из-под ног, больно шлепнув по заду. Я сидел на асфальте, сжимая в объятиях заливисто хохочущую Дашку.
– Воронушек! – Она звучно чмокнула меня в щеку. – Ты не представляешь, как я по тебе соскучилась!
– Сумасшедшая! Я же говорил тебе никогда не прыгать на спину!
– Я помню. Воронушек, не дуйся! У тебя вид был такой загруженный, я так хотела тебя повеселить! Вот, кстати, Валерик, мой жених. Знакомься. Мы с ним в Кортесию едем, к ацтекским пирамидам. Я, наверное, с работы совсем уволюсь, потому что что я там забыла на фиг?! – Все это она выпалила одним махом.
Я восторженно покачал головой. Ну, Дашка, молодчина, времени даром не теряла!
К нам шел мужчина лет тридцати пяти – коротко стриженный, губастый, в халате с золотыми мантикорами. Увидев нас обнимающимися в куче опавшей листвы, он деликатно потупил взгляд.