Монстр
Шрифт:
Затем она видит Эндрю.
Он стоит рядом со своим отцом, гладит девушку по волосам, на его лице лёгкая улыбка. Он говорит, его голос резкий и чёткий в пространстве с голыми стенами.
– Моя Бубу... Моя Бубу...
Ричард усмехается.
Вот он...– думает она про себя.
Теперь он гордый отец, которым она всегда хотела его видеть. Но не так. Не так.
– Я думаю, она ему нравится, - говорит Ричард, взъерошивая мальчику волосы.
Эндрю не обращает внимания. Он продолжает гладить лицо мёртвой девушки.
–
Мэри видит его замешательство. Она похожа на куклу. Единственное, что он имел и чем дорожил, было отнято у него.
Она поворачивается и снова поднимается по ступенькам. Она не справится с этим. Совершенно не справится.
Ей нужен воздух, ей нужно пространство. Нужно уйти от них обоих.
Ричард видит это её глазами и бросается в погоню, втыкая нож в грудь мёртвой девушки.
Она вырывается из подвала, бросается через кухню к входной двери, пытаясь открыть её, зная, что она должна остановить это, прежде чем Эндрю станет зеркалом своего отца.
Её лицо с силой врезается в дерево.
Нос снова сломан.
Она брошена на пол.
Ричард пристально смотрит, глядя с презрением, сжав кулаки.
Она знает, что совершила ошибку, знает, что в этой фазе Ричард не из тех, кто остановится на побоях. Она пытается подняться на ноги, но он бьёт по ним, роняя её обратно на пол.
Она знает, что происходит, и только надеется, что он её быстро убьёт.
Нога в живот выбивает из неё и борьбу и последний воздух.
Этого было бы достаточно. Этого было бы достаточно, чтобы остановить её попытку бежать, но она слишком хорошо знала Ричарда. Он любил подчёркивать своё превосходство.
Ещё одна ступня бьёт по тому же месту, пронизывая ядом, которого она никогда раньше не испытывала. Кажется, что всё её тело останавливается, она не может дышать, не может двигаться.
Это оно,– думает она.
– Вот как всё закончится.
Его рука в её волосах, и он тащит её.
Он прижимает её к стене с широко раскрытыми глазами, его массивные руки на её шее. Сжимает горло.
Он улыбается, и она задаётся вопросом, не это ли они видели в конце, те жертвы её мужа-убийцы? Её зрение начинает тускнеть, ноги начинают подгибаться. Даже чувство боли не может заставить её прийти в себя. Тогда она видит что-то ещё, что-то позади Ричарда.
Их гигантский сын.
Он хватает Ричарда и с небольшим усилием бросает его через комнату. Он врезается в журнальный столик, разбивая его под своим весом.
– Нет!!!
– кричит Эндрю.
Они оба смотрят на своего сына. Муж и жена, и на этот раз у них есть точки соприкосновения. Они смотрят друг на друга, на их лицах одинаковые выражения.
На Эндрю надета маска из кожи лица девушки.
Сделано грубо и дилетантски, но цель ясна.
Его Бубу,– думает Мэри.
Она оглядывается на Ричарда, а он на неё.
Они оба знают, что дни его избиения закончились, как и любые надежды на то, что она когда-нибудь попытается
Вина говорила ей, что она больше не откажется от этого, и если нужно помочь Ричарду с его потребностями, она сделает это.
Они смотрели, как Эндрю пополз обратно в подвал, прижимая к лицу окровавленную самодельную маску, оставив Ричарда и Мэри одних и ошеломлённых.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Проходит десять лет, и цикл разврата продолжается.
Дух Мэри давно сломлен. Её сын - гигантский мужчина, семь футов детского любопытства. Её защитник от жестокого мужа, который не трогал её с того дня, когда всё изменилось. Она сидит в кресле, теперь в новом помещении, на складе, где они живут, в месте, где Ричард изобрёл новую игру, чтобы развлечь себя и своего сына.
Эндрю научился хорошо разбираться в швейном деле и, шаркая, входит в комнату, ныряя под дверной косяк. Он садится напротив неё и начинает есть свой бутерброд, его глаза сияют из-под маски из человеческой кожи, которую он носит. Он их редко снимает.
Она наблюдает, как он ест, слушает влажное причмокивание его губ, пока он жуёт свою еду.
Она вздыхает и закуривает сигарету, любовь и связь с её мальчиком давно исчезли.
Она смотрит на письмо на столе, адресованное её мужу, и чувствует прилив гнева.
В письме говорится, что его рак находится в стадии ремиссии.
Она знает, что это не означает, что он излечился, но это позволило ему выиграть больше времени. Она вспоминает прошедшие годы, череду похищений и убийств, и не может не быть благодарной за те времена, когда Ричард был слишком болен, чтобы это совершать. Те времена, когда он болел после химиотерапии и не мог удовлетворить свои потребности, были благословенными промежутками в постоянном ужасе.
Она думает, что если Бог существует, у него плохое чувство юмора, потому что он даёт монстру вроде её мужа второй шанс выжить.
Он сейчас там, ищет жертву, ищет того, кого можно убить.
Она задаётся вопросом, где всё пошло не так? И не может вспомнить, когда она превратилась из матери, защищающей своего сына, в одинокую изолированную женщину.
Горечь и ненависть росли в ней к ним обоим, и не в первый раз она жалеет, что не умерла в тот день, когда Ричард напоил её отбеливателем, или, по крайней мере, не умер Эндрю.
Она смотрит, как он ест, поправляя маску, запихивая бутерброд.
Она его ненавидит.
Он протягивает массивную грязную руку, чтобы схватить стакан с молоком, опрокидывает его, проливая на стол.
Он начинает плакать.
Она бьёт его по голове, сдирая маску.
– Глупый маленький мудак!
– шипит она.
Он опускает голову и рыдает.
Затем она подходит к нему, прижимая его голову к груди и поглаживая его волосы.
Так всегда бывает. Перепады настроения. Любовь и ненависть.