Монстр
Шрифт:
Маркус равнодушно пожал плечами.
— Нет, я не помню.
Зато я помнила. Это расследование мы вели за месяц до того, как в Маркуса стреляли. Вполне вероятно, что на тот момент он уже прошел традиционную процедуру сдачи крови, которую потом использовала Рантор. Этот Маркус не мог помнить того случая.
Но Берт, увлеченный рассказом, не понял этого.
— Да неважно, как его звали. Так вот, помните, он же видел это самое будущее и очень старался исправить, но ничего не получалось…
— Это ничего не доказывает, — возразил Фрай. — Я тебе больше скажу: ничего не высечено в камне в нашей Вселенной. Ни будущее, ни прошлое.
— Даже если бы можно было отправиться в прошлое… а это невозможно… — начал Берт.
Фрай, в этот момент снова приложившийся к бутылке, хотел возразить, но в итоге поперхнулся и закашлялся, сбив его с мысли. Поэтому возразила я:
— Невозможного не существует.
Продолжая кашлять, Фрай показал на меня, как бы соглашаясь с моим утверждением. Берт, забыв о том, что он недолюбливает магический департамент, похлопал его по спине, а я краем глаза заметила, как Маркус отставил в сторону бутылку, молча поднялся из кресла и незаметно исчез за дверью балкона.
Фрай откашлялся и продолжил спор с Бертом, Маль тоже о чем-то увлеченно беседовала с коллегами, поэтому я тихонько поднялась с дивана и последовала за Маркусом.
На улице стояла тишина, характерная для окраин Даркона. Квартира Маркуса находилась в одном из живописных районов, утопающих в зелени. Отсюда было далековато добираться до штаб-квартиры, но когда тебе хватает трех часов на сон, расстояние до места работы уже не играет такой роли. Зато с его балкона открывался потрясающий вид на парк.
На который Маркус сейчас и смотрел, опираясь руками на ограждение.
— Он это не со зла, ты же понимаешь? Просто иногда мы почти забываем… обо всем.
— Ключевое слово здесь — почти, — не оборачиваясь отозвался Маркус. — Я не могу занять его место, но и своего у меня нет. Болтаюсь где-то посередине.
— Нам всем нужно время, — я подошла ближе, ежась от вечерней прохлады. Близилась осень, и после захода солнца уже становилось чересчур свежо. — А чего бы ты сам хотел? Занять его место или найти свое?
— Я не он, — напомнил Маркус. — Я это я.
— Поверь мне, я это прекрасно знаю.
Маркус искоса посмотрел на меня.
— Злишься за тот день? Не отвечай, знаю, что злишься.
— Разве не этого ты пытался добиться своей выходкой? — я склонила голову набок, с интересом разглядывая его.
Он предпочел промолчать.
— Зачем ты все время пытаешься казаться хуже, чем ты есть?
— Я не пытаюсь, просто я такой, — он безразлично пожал плечами. — Поверь, он тоже был не таким, каким ты его считала. Или каким ты его знала. Как и ты не такая, какой тебя знал он.
— Откуда ты знаешь?
Он усмехнулся, потом повернулся ко мне всем корпусом, спокойно ловя мой взгляд. А я только сейчас поняла, что подошла слишком близко.
— От Лины. Мы часто разговаривали о вас. Она рассказывала мне про тебя, а я ей — про Фроста. Поэтому я знаю, каким его считала ты, каким он был на самом деле, какой он видел тебя и какая ты в действительности.
Не отводя взгляд от его глаз, казавшихся этим вечером темнее обычного, я обдумала то, что он сказал, и задала вопрос, который давно не давал
— А как вообще ты это ощущаешь? Ты все время говоришь, что ты — не он, что у тебя только его память и личность. Но каково это? Что еще у нас есть, кроме памяти и личности?
— Душа? — криво усмехнувшись, предположил он. Сказано это было скорее с издевкой.
— Фрай говорит, что к нашей крови привязана базовая энергия, которую мы и привыкли называть духом, душой. Поэтому если так посмотреть, то частичка его души тоже в тебе. Но этого, судя по всему, недостаточно? Почему?
— Я не смогу объяснить.
— Попытайся.
Маркус задумался, отворачиваясь от меня и снова устремляя взгляд на темнеющий внизу парк.
— Это как если бы я был актером и много лет играл в телешоу роль. Роль хорошего в целом парня, которого все любили от его рождения и до зрелости, но который совершал в жизни ошибки и поступки, за которые ему было стыдно. И эти поступки стимулировали его становиться лучше, чтобы искупить их. Я играл эту роль и вживался в нее, запоминая детали, пытаясь прочувствовать каждую мелочь. Но потом шоу закончилось. Причем доигрывал за меня роль другой актер. И персонажа больше нет, но все до сих пор помнят и любят его, а общаться вынуждены со мной. Только вот до меня — актера — дела никому нет, до того, что я родился иначе, рос иначе, жил иначе. До того что я совсем другой человек. Вы знаете, кто я, но смотрите на меня и все равно видите его. Я знаю, каким он был. Я знаю, каким нужно быть, чтобы нравиться вам. Я даже мог бы им притвориться, я ведь так и сделал сначала, никто из вас не почувствовал разницы, даже ты. Но я не хочу.
— Не хочешь нам нравиться или не хочешь притворяться другим человеком, чтобы нравиться нам? — уточнила я, чувствуя, как бешено бьется сердце и как к глазам подступают слезы, но сама не понимая, что в его словах вызывает такую реакцию. Возможно, причина была в его тоне и горечи, которая мне слышалась в нем.
— Ни того, ни другого. — Он снова оперся руками о перекладину ограждения. — Так что хватит ходить вокруг меня. Тебе же ясно сказали, что мою чужеродную половину не подавить. Он никогда не вернется. Всегда буду только я. А этого слишком мало.
Несколько секунд я просто молча смотрела на него, а потом тоже оперлась руками о перекладину, копируя его позу. Наши плечи соприкоснулись, но я не стала отодвигаться.
— Злишься на меня за эти слова? — я скопировала и его тон тоже. — Не отвечай, знаю, что злишься.
Он усмехнулся, но ничего не сказал, поэтому продолжила я:
— Да, Маркус, для того, что ты тогда предлагал, этого слишком мало. Но ты ведь и сам не хочешь занимать его место, быть им. Так что едва ли тебе на полном серьезе хочется, чтобы я переспала с тобой, думая о нем. Но если ты хочешь, чтобы мы… увидели актера за образом, тебе нужно потерпеть. Дать нам всем время узнать тебя лучше. И уже как-то принять то, что мы все равно время от времени будем сбиваться, обращаясь к тебе, как к нему. Не потому, что видим его вместо тебя, а потому что в какой-то степени ты все равно им являешься. И невозможно постоянно уточнять: тот, другой Маркус. Ты ведь и сам порой сбиваешься, ты же знаешь. Говоришь о себе, как о нем, и о нем, как о себе. Это нормально… насколько вообще может быть нормальна эта ситуация. Не борись с этим, прими это как часть себя. А мы примем ту твою другую часть.