Монстры на орбите [= Чудовище на орбите]
Шрифт:
Он опрыскал ткань чем-то тускло-белым, бросился вперед и принялся формовать складки, тянуть, собирать в пучок – и вот материя уже падает шуршащими волнами с плеч, перетекая в широкую шуршащую юбку.
– Теперь перчатки, – портной покрыл руки девушки теплой черно-зеленой пеной, которая затвердела блестящим бархатом, потом искусно обрезал ножницами, чтобы обнажить внутреннюю сторону рук.
– Туфли-лодочки – черный сатин с изумрудно-зеленой фосфоресценцией.
– Теперь украшения, – в правое ухо
– Запах, совсем чуть-чуть. Лучше всего Левелье, – и в воздухе поплыл аромат происхождения, очевидно, центрально-азиатского.
– Мисс одета. И, осмелюсь сказать, – Анри напыщенно поклонился, – исключительно прекрасна.
Он повозился с тележкой, одна сторона отпала, и вверх взметнулось зеркало.
Джин осмотрела себя. Живая наяда. Когда она добудет этот миллион долларов, а лучше – два миллиона, – она наймет Анри на постоянную работу.
Портной все еще бормотал комплименты:
– О, величайшая сила жизни! Вы волшебница! Потрясающе! Не могу глаз оторвать…
Дверь открылась. В комнату вошел Фосерингей. Анри низко поклонился и хлопнул руками. Фосерингей взглянул на нее:
– Вы готовы. Хорошо. Пошли.
Джин подумала, что можно обсудить все откровенно прямо здесь.
– Куда? – спросила она. Фосерингей, ожидая, пока Анри выталкивал свою тележку из комнаты, слегка нахмурился.
Джин сказала:
– Я пришла сюда по моей собственной свободной воле. Я вошла в комнату на своих собственных ногах. Я все время знала, куда я иду. Теперь вы говорите: «Пошли со мной». Сначала я хочу знать, куда. Затем я решу, пойду или нет.
– Вы не слишком хотите свой миллион долларов.
– Два миллиона. Я хочу их достаточно сильно и потому трачу свое дневное время на выяснения нужных сведений. И если я не получу сегодня, то получу их завтра. Или на следующей неделе. Я найду способ как получить их. Я очень давно решила получить два миллиона. А? – она сделала изящный реверанс.
Зрачки Фосерингея сузились. Он произнес ровным тоном:
– Очень хорошо. Два миллиона. Сейчас я приглашаю вас отобедать со мной на крыше. Там я вас проинструктирую.
2
Они дрейфовали в зеленоватом пластиковом пузыре под куполом. Под ними расстилались инопланетные пейзажи в коммерческой интерпретации: серый газон, кривые красно-коричневые растения, отбрасывающие эффектные тени, бассейн с флюоресцирующей зеленой жидкостью, горки экзотических цветов, клумбы с грибами.
Пузырь скользил плавно, движения его явно подчинялись законам вероятности. Он взлетал под почти прозрачный купол, спускался под самые кроны. Из отверстия в центре стола появлялись последовательно перемены блюд, охлажденное вино и покрытые инеем
Изумительно, расточительно, – думала Джин. Но почему Фосерингей тратит на нее свои деньги? Возможно, лелеет романтические планы… Ее развлекла эта идея. Она принялась наблюдать за ним украдкой. Идея лишена была убедительности. Этот человек совершенно не пытался разыграть какой-нибудь гамбит. Он не пробовал пленить ее своим очарованием, не старался произвести впечатление напыщенной мужественностью. Как это ни раздражало Джин – факт был налицо: Фосерингей оставался к ней абсолютно безразличен.
Джин сжала губы. Она была в замешательстве. Попробовала изобразить легкую улыбку и скосила на него взгляд из-под ресниц.
– Поберегите, – сказал Фосерингей, – вам это все понадобится, когда попадете на Эберкромби.
Джин вернулась к еде. Через минуту она спокойно сказала:
– Я любопытствовала.
– Теперь вы знаете.
Джин решила подразнить его, извлечь из раковины:
– Что знаю?
– То, насчет чего вы любопытствовали, что бы это ни было.
– Фу! Мужчины в основном одинаковы. У них у всех одна и та же кнопка. Нажми ее – и они все прыгнут в одном и том же направлении.
Фосерингей нахмурился и посмотрел на нее сузившимися глазами:
– Может быть, вы не настолько уж преждевременно развиты.
Джин напряглась. В каком-то странном, неопределимом отношении это было очень важно, словно само выживание зависело от уверенности в собственной мудрости и гибкости разума.
– Что вы имеете ввиду?
– Вы сказали то же самое, что обычно говорят чуть ли не все смазливые девчонки, – проговорил он с оттенком презрения. – Я думал, вы выше этого.
Джин нахмурилась. Ее характеру мало было свойственно абстрактное мышление.
– Я никогда не видела, чтобы это работало по другому. Хотя я склонна допустить, что есть исключения. Это разновидность игры. Я никогда не проигрывала. Если я обманываюсь, до сих пор это совершенно не имело никакого значения.
Фосерингей расслабился:
– Вам везло.
Джин вытянула руки, выгнула дугой тело, улыбнулась, сказав ему словно бы делая из этого секрет:
– Называйте это удачей.
– С Эрлом Эберкромби нельзя полагаться на удачу.
– Именно вы говорили о везении. Я думаю, что это не везение, а, скажем так, талант.
– Вам нужно будет работать еще и мозгами, – Фосерингей поколебался, затем сказал: – В действительности, Эрл любит… странные вещи.
Джин хмуро смотрела на него. Он продолжал ледяным тоном:
– Сейчас вы мучаете свой мозг, думая, как лучше задать вопрос: «А во мне что странного?».
Джин отрезала:
– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы мне сообщали, что во мне странного. Я знаю это сама.