Монументы Марса (сборник)
Шрифт:
Я протянул руку – пилотская кабина невелика – и закрыл дверь.
– Что вы хотите сказать? – спросил я. – В чем ваш ультиматум?
– Это не ультиматум, – сказал директор, – а только информация.
– Прошу. – Я отчаянно трусил. Против меня был весь мир – три миллиарда людей.
– Лидер, вот уже несколько лет, как мы осознали, что приборы наши не дают объективной картины вашего состояния. Мы не сразу и не единодушно поняли, что наш Эксперимент удался. Удался даже более, чем мы на то рассчитывали. Двести лет работы накладывают стереотипы поведения на экспериментаторов. Мы закоснели. Но когда мы
– Вы давно это поняли?
– Давно.
– Почему вы тоже таились?
– Потому что не могли прийти к общему мнению, потому что неизвестно было, как продолжать Эксперимент, потому что надо было передавать ответственность за него тем, кто вырос у нас на глазах… Это сложно. Может быть, со временем мы сядем с вами, Лидер, и обсудим эту проблему за чашкой чая.
Я понял, что впервые за двести лет к шимпанзе обращаются на «вы».
– Простите, – сказал я твердо, сжимая руку девушки, – но мы не вернемся. Опыты кончились!
– Да я же не спорю! – ответил директор. – Хотя мне, честно говоря, жаль с вами расставаться. Я прожил рядом с вами двенадцать лет. Ты был еще младенцем, когда я пришел в институт.
– Я помню, – сказал я. – Но мы не вернемся.
– Летите, вас никто не задерживает. И учтите, что в багажном отделении флаера лежит запас продуктов. Вы же взяли очень мало, а прежде чем вы освоитесь, детям нужна калорийная пища.
– Значит, вы все знали! – И вдруг я понял, что это удар. Удар по моему самолюбию, по моему тщеславию, по моей тайне…
– Не расстраивайтесь, – сказал директор. – Это не умаляет ваших заслуг. Вы сделали не меньше, чем весь институт. Я говорю искренне.
Я знал, что он не притворяется. У нас, гомо-шимпов, куда лучше, чем у людей, развита интуиция. Мы еще многому можем людей научить.
А директор как будто угадал мои мысли.
– Я надеюсь, что вы сможете нас многому научить. И поэтому нам надо было расстаться. Вовремя. Вы нашли выход, которого не могли найти мы.
– И сегодняшнее заседание с решением отправить меня в зоопарк…
– Было частично инсценировано. Мы уже давно знаем, что вы подслушиваете все наши совещания.
– И Формула? – Этого я не мог вынести.
– Доктор Пименова не в курсе, – улыбнулся директор. – Она бы никогда не согласилась отпустить вас в тропический лес, где вся вода некипяченая.
– Ничего, – сказал я с облегчением, – с ней остался ее любимый Джонни.
Дверь сзади открылась. Я обернулся. Там торчали встревоженные морды Дзитты и Барри.
– Все в порядке, – сказал я. – Полет продолжается.
Я протянул руку, чтобы отключить связь, и понял, что экран связи погас.
– Это был директор? – спросила Дзитта. – Чего он хотел?
– Он требовал, чтобы мы вернулись, – сказал я твердо. – Но я ему отказал. Полет продолжается.
На морде Барри было восхищение. Я победил самого директора.
Дзитта сощурилась. Не поверила. Но промолчит.
Я погладил по голове девушку.
«Не буду я учить ее говорить, – подумал я. – Наш разговор с директором следует оставить в тайне. Президент республики гомо-шимпов должен быть вне подозрений».
Разум для кота
Если
Я поднимаюсь, ругая кота, он благородно трется бакенбардами о мои голые колени и усаживается посреди комнаты, пока я оденусь и застелю постель. Затем он несется к двери уборной, указывая мне правильный путь, потом ждет меня в дверях ванной.
Только тогда идет на кухню. Но не к своей тарелке, это было бы слишком просто, а Мышка не позволяет себе попрошайничать – это оставим для простых котов.
Мышка сидит у холодильника и глядит на меня. Только глядит. Он верит, что я не оставлю его помирать с голоду. Да и получив свою утреннюю рыбу, Мышка не бросается жадно к тарелке. Он сначала постоит рядом, глядя на меня, словно мысленно считает до десяти.
Вечером, когда приходят с работы, Мышка сидит на кресле в большой комнате – оттуда лучше слышно, как поднимается лифт. По шагам он знает, кто идет. Сколько раз я видел, как Мышка, услышав лифт, не двигается с места, если к двери подходит чужой, скажем, не кормилец. Но если идут свои, Мышка опрометью летит к двери и садится так, чтобы его не задело, когда дверь отворится. При виде родственника – а Мышка глубоко убежден, что мы представляем собой стаю, в которой ему отведено хоть и не самое главное, но почетное место, – Мышка изображает красивого кота, для чего он растягивается на полу во весь свой солидный рост и начинает кататься и принимать элегантные позы. Если очень соскучился по людям за день, будет кататься долго и энергично, но если до того кто-то уже пришел и кормил его, то перевернется разок из вежливости и замрет.
Мышка странно молчалив для кота. Я его подобрал беспризорным котенком. Некому было учить его мяукать. А так как дома к нему относятся скорее как к собаке, чем к коту, то он и ведет себя как собака.
Когда ко мне пришел Свер-ди, Мышка даже не поднял головы, а лежал в кресле, прижав голову к сиденью, и внимательно разглядывал в дверь прихожей ломкого, сутулого инопланетянина, отлично понимая, что это очень чужое существо. Свер-ди снял сапоги, вытащил из сумки своего секретаря – большую мохнатую ящерицу по имени Диприда, посадил ее на плечо, прошел в большую комнату и сел на диван, в метре от Мышки.
Я боялся, что Мышка нападет на Диприду. Та тоже этого боялась и потому сидела напряженно и часто мигала. Но Мышка рассудил, что Диприда – не животное и территорию от нее охранять не надо. Спать он себе после этого не позволил, глаз не закрывал и даже показывал неудовольствие, подрагивая кончиком пушистого хвоста. Но не более того.
Мы со Свер-ди обсуждали свои научные проблемы, а через полчаса пришла Алиска. Услышав, как она вышла из лифта, Мышка прыгнул с кресла, перепугав Диприду, которая даже уронила компьютер, и уселся у двери. Затем он выдал сцену «красивое животное встречает долгожданную хозяйку» в полном объеме. Свер-ди смеялся, Диприда подобрала компьютер и тоже изобразила улыбку.