Монументы Марса (сборник)
Шрифт:
– Что сообщают из Соединенных Штатов Америки? – спросил Брежнев.
– Добрынин телефонирует, – сказал министр иностранных дел Громыко, – что в США случился такой же феномен. Возле Нью-Джерси. Там обстановка массового психоза.
– Не исключена провокация, – сказал Черненко. – Они это умеют – кричат: держи вора! А сами воры.
– Важное замечание сделал Константин Устинович, – задумчиво сказал Брежнев. – Кто еще скажет?
– Есть информация из Пекина, – пожевав губами, сказал Громыко.
– Неужели
– Официальных сообщений нет, но текст уловлен переводчиками нашего посольства. Содержание то же самое.
– Не исключена провокация, – сказал Устинов. – Предлагаю мобилизацию западных и Забайкальского военных округов.
– А что говорят наши ученые? – спросил Брежнев.
Ученых на Политбюро не пригласили. За них ответил Андропов:
– Я запросил информацию в Академии наук. Они относятся скептически. Утверждают, что в космосе жизни нет.
– Тогда продолжайте исследования, – сказал Брежнев. – А мы перейдем к другим делам. Я хотел бы, товарищи, сообщить вам о моих переговорах с товарищем Машелом, который, как вы знаете, является руководителем Республики Мозамбик.
Политбюро перешло к насущным делам, но углубиться в них не смогло, потому что через полчаса каждый из членов Политбюро, как и каждый гражданин СССР, услышал повторное объявление Кабины.
Члены Политбюро в молчании выслушали объявление.
Потом Брежнев сказал:
– Звукоизоляция в этом помещении ниже всякой критики.
– Примем меры, – сказал Черненко.
– Поздно, – сказал Брежнев. – Если мы слышим сюда, то кое-кто мог услышать нас отсюда.
– Очень точное замечание, – сказал Черненко.
Все помолчали. Потом Долгих осмелился прервать молчание:
– Есть сообщение из Новосибирска. Там тоже слышали.
– А что, если это не провокация? – Брежнев медленно обвел глазами своих соратников.
– Не исключено, – первым поддержал Генерального Андропов, – что мы должны реагировать.
Решено было объявить перерыв на обед и лечебные процедуры.
После этого собраться вновь.
В эти минуты я ехал в Москву автобусом с затянутыми шторками окнами. Рядом со мной сидел профессор Евстигнеев из Института ихтиологии.
– Что вы об этом думаете? – спросил я.
Профессор был задумчив, очки съехали на кончик носа, словно норовили прыгнуть в верхний карман пиджака. От профессора пахло пылью и луком. Он был так похож на профессора, что было ясно – в науке он ноль. Науку двигают лишь те, которые на профессоров не похожи.
– У меня умерла жена, – сказал профессор и попытался отодвинуть пальцем шторку с окна, будто сомневался, в Москву ли нас везут.
– Гражданин, – окликнул его сзади лейтенант, – выглядывать
– Я вам сочувствую, – сказал я профессору.
– А вдруг это шанс вернуть ее?
Я поглядел на него с удивлением. Профессор, оказывается, поверил в силу Кабины.
– Я понимаю, – сказал профессор. – Каждый будет желать своего.
– Тогда у вас мало шансов, – улыбнулся я.
– Шансы есть, – сказал профессор. – Каждый человек, даже если не поверит, пожелает возрождения кого-то близкого. Каждый своего. А у меня есть некоторые сбережения.
– И что?
– Вот вы лично задумали, кого бы вам хотелось оживить?
Тут я понял, что не задумал.
– Может, Пушкина? – спросил я.
– Вы не женаты? Впрочем, вы еще молоды.
– Нет, я не женат.
– Если бы я предложил вам… – Профессор подхватил очки, которые ринулись вниз. – Скажем, пятьдесят рублей и сообщил имя моей жены. Ведь вам нужны деньги?
– Я бы сделал это и бесплатно, – сказал я. – Но шансов у вас – ноль.
– На книжке у меня четыре тысячи триста, – сказал профессор шепотом, приложив губы к моему уху.
– Разговорчики отставить! – сказал лейтенант сзади.
– А если я наберу двадцать человек? – сказал профессор быстро и отодвинулся. Глаз у него был птичий и пустой.
– Мне надо подумать, – сказал я.
– Шестьдесят рублей? – спросил профессор. – Больше я не могу.
– А если я возьму деньги и потом нечаянно подумаю о ком-то другом?
– Я не так наивен, – сказал профессор. – Вы мне дадите расписку, что обязуетесь думать только о моей покойной супруге.
Идея профессора была наивной. Он того не знал, что в Пушкинском музее на Кропоткинской уже шло заседание комиссии, которая единогласно приняла постановление возродить Александра Сергеевича Пушкина.
В эти же минуты большая толпа шумела, даже плясала вокруг музея Сталина в Гори. Многие были убеждены, что скоро настоящий вождь вернется к жизни и наведет порядок в этой дурной стране.
…Политбюро собралось вновь после обеда. Руководители государства были сыты, но взволнованны. Предстояли исторические решения.
– Сначала, – сказал Леонид Ильич, – выслушаем сообщения из-за рубежа. Прошу вас, Андрей Андреевич.
Громыко пожевал губами и сказал:
– Вкратце. В США царит анархия. Телевидение проводит опросы общественного мнения. Начались бурные демонстрации.
– Минутку. – Брежнев жестом остановил оратора и обратился к Щелокову, которого специально пригласили на Политбюро. – Усильте московскую милицию, – сказал Брежнев. – Поднимите академию, милицейские училища. Вы знаете, не мне вас учить. В столице должен быть порядок.