Мораль и Догма Древнего и Принятого Шотландского Устава Вольного Каменщичества. Том 1
Шрифт:
Все же для нас важны грехи, преступления и проступки других людей; но только с точки зрения нашей нравственной дисциплины. Войны и кровопролития, происходящие вдали от нас, подлоги, не затрагивающие наши материальные выгоды, – все равно все это затрагивает наши чувства и сказывается на нашем нравственном здоровье. О них следует поразмыслить нашим любознательным сердцам. Общественное мнение может невнимательно отнестись к жертве греха, и этот несчастный может подвигнуть массы лишь на смех над собой или на презрение к себе. Но для масона превыше всего стоит образ священной Человечности; это такое же склонное ошибаться человеческое существо, каков он сам; это покинутая, оставленная всеми, позабытая душа; и в этом случае его мысли – все об той же несчастной заблудшей душе – будут гораздо глубже и проницательнее, нежели мысли презирающего
Добродетельные люди чересчур гордятся своими добродетелями. Они уважаемы; бесчестие обходит их стороной; они обладают весом и влиянием в обществе; на их ризах нет ни единого пятнышка; ядовитое дыхание клеветы никогда не проникало в окружающий их воздух. Как легко им при такой жизни с презрением взирать на несчастного, опороченного преступника, проходить мимо него, не замечая, подбирать при виде него полы своих одеяний, чтобы не дать ему замарать их своим прикосновением! Но ведь величайший из всех Мастеров Добродетели не поступал так; напротив, Он нисходил до нормального общения с простолюдинами и грешниками, например с падшей самаритянкой, с прочими изгоями и париями древней Иудеи.
Многие считают себя добродетельными, исходя из своих понятий о греховности других. Просматривая свои скрижали, в которых записаны все проступки и упущения их ближних, они зачастую, кроме приличествующей этому процессу озабоченности, испытывают тайное радостное возбуждение, которое сводит к нулю все их попытки быть сдержанными и мудрыми, даже добродетельными. Многие же испытывают откровенную радость, наблюдая чужие грехи; и так происходит почти со всеми, кто посвящает свое время приятному сравнению своих – добродетельных – и чужих – порочных – поступков.
Власть нежности так малозаметна в мире; однако существуют всеподчиняющее влияние сочувствия, сила любви, возможность смирить страсть кротостью, всепоглощающая мощь такой совершенной личности, которая сумела бы сочетать в своей душе законный гнев в отношении преступника с сожалением и состраданием к нему. Именно так должен истинный масон обращаться со своими оступившимися братьями. Не со злостью в душе должен он обращаться к ним, не с легковесной простотой, не с гнетущим равнодушием, не с философской холодностью, не с тупой убежденностью в том, что все хорошо, если так утверждает общественное мнение, а с душевной щедростью и с сочувствующей, любящей добротой.
Сердце человеческое не будет безропотно подчиняться всему тому, что ложно и неправедно в человеческой природе. Если уж оно подчиняется нам, пусть оно подчиняется тому Божественному, что в нас есть. Порочность моего ближнего не должна порочить меня самого; например, его чувственность не должна развивать во мне чрезмерный гнев в отношении его порока, ибо гнев сам по себе тоже есть порок. Мои пороки тоже не должны влиять на пороки моего ближнего. Таким образом, нетерпеливые реформаторы и проповедники-обличители, поспешные хулители и злые родители, надоедливые родственники – все они заслуживают названия грешников.
Нравственное преступление – это недомогание, боль, потеря, бесчестие для бессмертной стороны человека. Это новая вина и новое несчастье, добавленные к прошлым бедам. Оно само по себе бедствие; но вместе с тем оно приносит и дополнительные бедствия в виде гнева Господня, порицания добродетельными людьми и внутренней борьбы. Искренне, но одновременно с этим и мягко, и терпеливо ведите борьбу с этим злом! Оно не должно вызывать в вас ни гнева, ни эгоистичного раздражения, ни вашей внутренней борьбы.
Разговаривайте со своим оступившимся братом
Если кто-либо обманул вас, и мало того, еще и счастлив этим, именно он, скорее, чем кто-либо из земных тварей, достоин сострадания. Себе самому он нанес несоизмеримо сильнейший ущерб, нежели вам. Именно на него, а не на вас взирает Господь со смешанным чувством гнева и сострадания, и Его суд да станет законом для вас. Из всех благословений Нагорной проповеди ни одно не распространяется на этого человека, в то время как на сострадающих, на миротворцев и на гонимых они изливаются неиссякаемым потоком.
Все мы, люди, обладаем схожими страстями, склонностями и подвержены одним и тем же слабостям. Во всех нас есть такие элементы, которые при постоянном пренебрежении к высоконравственным идеалам могут привести к самым ужасным преступлениям. Несчастный негодяй, которого ревущая толпа, торжествуя, гонит к эшафоту, ничуть не хуже любого из людей, составляющих эту толпу, будь он поставлен в те же условия, в которые был поставлен преступник. Его всенепременно следует наказать, но столь же всенепременно следует ему и посочувствовать.
Нестойким в своей добродетели и просто грешникам негоже жаждать крови даже самых ужасных преступников. Мы должны быть обязаны Господнему Провидению еще и за то, что Он предусмотрел для нас гораздо более достойную добродетель – сострадание. Во всех нас есть то, что могло подтолкнуть нас на тот же неверный путь. Возможно, мы сами пали бы, подвергнувшись и гораздо меньшему искушению, чем он. Возможно мы сами уже совершили в своей жизни проступки, которые, если принимать во внимание степень искушения или сопутствующие мотивы, были не менее предосудительными, чем его, пусть и величайшая, вина. Молчаливое сострадание и сожаление всегда должны примешиваться к нашему гневу. Даже пират, хладнокровно убивший множество людей в море, – такой же человек, каким вы или я могли бы стать. Сиротство или жестокие, невнимательные или недостойные родители; одинокая юность; плохая компания, невежество и недостаток нравственного воспитания; искушение греховными удовольствиями или всеподавляющей нищетой; близкое знакомство с пороком; опороченное и опохабленное имя; растоптанные и сокрушенные привязанности; постоянные неудачи – вот ступени, которые могли каждого из нас довести до выхода в открытое море под кровавым стягом вселенского отрицания, до объявления войны всему человеческому роду, до того, чтобы жить жизнью и умереть смертью беспощадного флибустьера. Многие наши общечеловеческие чувства взывают к нам о милосердии по отношению к нему. Ведь и его голова некогда возлежала на материнской груди. Ведь и он некогда был любим и уважаем в своей семье. Возможно, его рука, пусть сейчас и запятнанная кровью ближнего, некогда сжимала другую, тонкую и нежную, руку у алтаря. Так посочувствуйте же ему, его разбитому сердцу и погубленной душе! Именно так должны поступать такие нестойкие в своей добродетели и грешные существа, как мы с вами; мы должны осознавать, что совершено преступление, но осознавать это как слабые, постоянно искушаемые и спасаемые одной Господней милостью существа. Может так случиться, что Господь, взвешивая людские преступления и проступки, принимает во внимание и степень искушения, и сопутствующие обстоятельства, которые привели к ним, а также обстоятельства нравственного воспитания преступника; и так же может случиться, что наши собственные проступки будут в этом случае весить больше, чем мы предполагали, а убийство – гораздо меньше, чем на суде человеческом.
В любом случае, пусть ни один масон никогда не забывает прямого указания, которое следует соблюдать в любую минуту нашей на бренной жизни: «Не судите, и не будете судимы… какою мерою мерите, такою же отмерится и вам».1 Вот урок, преподаваемый степенью Надзирателя и Судьи.
8
Intendant of the Building
Надзиратель за Постройкой (Хранитель Здания)