Морально противоречивый

Ланцет Вероника

— Готово, — говорит он, и я чуть не подпрыгиваю в своем кресле. Я не обращала внимания ни на что, кроме него. Хотя татуировка небольшая, я удивлена, что он закончил так быстро.

Он очищает место, а затем снова дает мне зеркало, чтобы я рассмотрела конечный продукт. V четко очерчена, хотя кинжал занимает центральное место, сразу притягивая к себе взгляд. Для крови и рубина он выбрал насыщенный красный цвет, и когда я вижу, как капли падают с рубина на лезвие и на ключицу, то не могу удержаться от восхищения.

— Это потрясающе, — я

выдыхаю, поворачиваюсь и вижу, что он смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. — Что это? — Я нахмурилась.

— Дьяволица… ты даже не представляешь, каково это — видеть мои инициалы на твоей коже, — говорит он, проводя рукой по татуировке.

В моей голове рождается безумная идея, и я выплескиваю ее, прежде чем успеваю обдумать.

— Давай я тебе тоже сделаю. Одинаковые татуировки. Ты можешь получить пятерку. Вот здесь, — я указываю на его шею, одну из немногих областей на его теле, не покрытых чернилами.

— Ты нарисуешь это на мне? — спрашивает он, как будто не может в это поверить. Я киваю, и широкая улыбка расплывается по его лицу.

— Сделай это! — Он поворачивается и дает мне боковую часть своей шеи — ту самую область, на которой он сделал мой рисунок, — быстро переходя к основам татуировки.

Не прошло и мгновения, а машинка для татуировок уже у меня в руке, кончик касается его кожи, а я изо всех сил стараюсь, чтобы мои пальцы не дрожали.

Я не могу поверить, что он так легко согласился на это, тем более что я знаю, что он держал свою шею чистой от чернил, чтобы она не выглядывала из-под одежды. С тем инициалом, который я рисую, он обязательно покажется и даст всем знать, кому он принадлежит.

И это заставляет меня чувствовать себя уютно внутри.

Я сосредотачиваюсь на том, чтобы правильно нарисовать букву, делая курсивную А вместо обычной. Когда я пересекаю середину буквы, то добавляю каплю крови, падающую на землю, чтобы подражать своему собственному замыслу. Хотя это и не соответствует его уровню мастерства, письмо получилось чистым и простым. После того как я добавляю последний штрих, я откидываюсь назад, осматривая свою работу.

— По-моему, неплохо, — говорю я ему с гордостью.

Он берет зеркало, осматривает его, и на его лице появляется благоговейная улыбка.

— Спасибо, — говорит он, не в силах оторвать от него взгляд.

— Теперь ты тоже всегда будешь со мной.

Проходит некоторое время, прежде чем мы можем перейти к следующей татуировке, в основном потому, что Влад, кажется, очень увлечен своим новым кусочком чернил, хватая зеркало и глядя на него каждые несколько минут.

— Ты уже думала о том, что ты там хочешь? — спрашивает он, когда наконец откладывает зеркало в сторону.

— Да, — отвечаю я.

У меня было много времени, чтобы подумать о том, что я хотела бы видеть на месте одиозного креста, который напоминает мне о моих худших кошмарах.

Вначале я просто хотела, чтобы его не было. Но со временем я поняла,

что это все еще знак, доказывающий, что я прошла через огонь и выбралась живой.

Взяв ручку и бумагу, я начала показывать ему, как бы я хотела изменить дизайн креста.

Шрам, глубоко вросший в мою кожу, довольно грубый, края его темно-розовые из-за того, что он так и не зажил как следует. Одна мысль о боли, которую они причиняли мне несколько месяцев подряд, заставляет меня вновь испытывать гнев по отношению к Сакре-Кёр и всему, что мне пришлось там пережить.

— Это потрясающе, Дьяволица, — наконец говорит Влад, когда я заканчиваю. — И в нем воплощено все, за что ты болеешь.

Я киваю, довольная, что он это понял.

После того как мы обсудили все детали, он начинает делать набросок изображения на моей коже. Вскоре Влад берет в руки тату-машинку и начинает вводить в мою кожу перманентные чернила.

Этот вариант более сложный, и требуется в два раза больше времени, чтобы все сделать правильно.

— Что ты думаешь? — спрашивает он, его тон обнадеживает, когда он опускает пистолет и протягивает мне зеркало.

Взяв его, я начинаю изучать его работу, сразу же приходя в восторг от уровня точности.

— Ты действительно хорош в этом, — я хвалю его, и, клянусь, замечаю малейший оттенок румянца на его щеках.

Улыбаясь про себя, я продолжаю смотреть в зеркало. Он прекрасно изобразил женщину, которую сжигают на костре, тело креста служит деревом, удерживающим женщину в плену, ее руки и ноги связаны, рот заткнут кляпом. Небольшое пламя охватывает кол, пока женщина медленно умирает. Но ее глаза непоколебимы, она мужественно смотрит на казнь, понимая, что это не ее вина, что она наказана. Просто мир, в котором она живет, не приемлет таких различий.

Она носит знак дьявола, и всю жизнь ее сторонились за это, все стремились осудить ее за то, в чем она не виновата.

Но в конце концов, даже зная, что ее жизнь подходит к концу, она предпочла умереть за свои принципы и идеи, с высоко поднятым подбородком и непоколебимыми убеждениями. Она ни разу не подумала о том, чтобы измениться в угоду чужим убеждениям — она никогда не выбирала легких путей.

И вот так я оказалась на рисунке. Всю мою жизнь мне внушали, что я должна быть определенной, осуждали тот момент, когда я не вписывалась в чужие представления.

Но когда я смотрю на татуировку — постоянный рисунок, создающий свой дом на моей коже, — я не могу не радоваться тому, какой выбор я сделала.

Да, я страдала за то, что была не такой, как все. Но я не подстраивалась. Я осталась верна себе, и я была вознаграждена за все это испытание.

Опустив зеркало, я направляю свой взгляд на него — мой приз.

Потому что я бы никогда не дошла до этого момента, если бы не держалась за свое истинное «я». Я не позволила этим монахиням вбить в меня послушание. Я не позволила злым девочкам разрушить мою сущность. И благодаря этому я здесь.