Мордред
Шрифт:
Как всегда, воспоминание о майском визите в Сноу Хилл навлекло тоску, а вслед за ней, вытесняя чувство вины, знакомо явилась злоба, и к усадьбе регулятор подъехал, потихоньку закипая. Артуру предстоит ответить на ряд вопросов, он, конечно, не сможет ответить на них сколько-нибудь вразумительно, станет опять извираться, пороть ерунду… Герт стиснул зубы и представил себе, как изобьёт Артура, а потом овладеет им прямо на залитом кровью полу. Он знал, что никогда больше не сделает ничего подобного, но фантазия принесла с собой ещё более горькое чувство вины, злость сдалась и сдулась, так что у въезда в парк Герт уже сумел
Он нахально щёлкнул пальцами перед носом одного из охранников, скучающих у двери, и всё же его впустили, не обратив внимания. Чутьё не подвело — Артур сидел в любимой гостиной. Герт не сразу сумел заметить его, как всегда. Затемнённое пространство зала прятало невысокого и неброского человека в огромном кресле у малахитового стола с яшмовой статуей черепахи на фоне фигур из старинных восточных доспехов, стоящих безмолвным дозором у стен. Герт давно знал, куда надо смотреть, и всё равно ему понадобилась секунда-две, чтобы поймать в фокус белые спортивные штаны и светлую рубаху Артура. Если в Сноу Хилл явится убийца, такие секунды могут спасти хозяину жизнь.
Артур ничем не обнаружил, что увидел Герта, и тот усмехнулся. Магия действует и на мага?… Он пересёк зал, стараясь ступать потише. Артур, похоже, опять ухитрился заснуть — правая рука его свисала с кресла, глаза были закрыты, голова упала на плечо. Герт подошёл и залюбовался картиной, считая мгновения до того, как старик проснётся. Четыре, пять, шесть, семь, восемь… Герт нарочито громко положил свой кейс на стол, но щелчок ничего не дал — Артур лежал в кресле, словно безвольная кукла, даже ритм его дыхания не сменился. Лицо казалось без возраста — сгладились все морщины. Герт коснулся пальцами его щеки и чуть надавил на висок.
— Артур?..
Герт склонился к нему, намереваясь разбудить грубым поцелуем, и заметил что-то на полу справа. Телефон. Однако. Он поднял мобильник, вошёл в меню и проверил последний звонок. Подозрение подтвердилось. Это был его собственный номер.
Он вдруг увидел, что Артур приоткрыл глаз. Один.
— Я числюсь под ником «дурак» в твоей адресной книге, — сказал Герт.
Артур сжал губы, но ничего не ответил. Голубой глаз закрылся и приоткрылся опять.
— Тебе не стыдно трахаться с дураком, мудрец? Не ощущаешь позора при мысли, что он у тебя отнял Город?
— Я имел в виду шута, — ответил Артур. — «Дурак» в этом смысле — шут, бросающий правду в лицо королю.
[1]
Выкрутился, ничего не скажешь.
— К тому же запись старая, ещё с зимы. Руки не дошли сменить.
— Ты три месяца звонишь мне по этой мобиле и каждый раз нажимаешь на ник «Дурак». До сих пор времени не нашёл?
Артур пожал плечами — едва заметное движение со сна — и поднял руку. Герт положил мобильник в протянутую ладонь и миг спустя увидел, как он выскальзывает из пальцев, падает на сиденье меж ног Артура.
Всё сложилось — слабый голос, беспробудный сон, перенос встречи на воскресенье… телефон,
— Что случилось, Артур? Ты болен?
— Ничего. Я всю ночь не спал. Погоди… — хитрый лис попытался выудить мобильник с кресла, но рука не слушалась. Надо было чуть сдвинуть ногу. На это ему не хватало сил. Теперь Герт видел все признаки слабости — бледность, как после долгой болезни, беспомощно откинутые босые ноги, смешную неловкость руки, которая не так давно одним коротким ударом отбросила и впечатала его в стену. Артур наконец сумел нащупать мобильник, но вместо того, чтобы менять запись, положил в нагрудный карман. Это далось ему с некоторым трудом.
— Ночь не спал, говоришь? Твоя запись не значит, что я глуп на деле. Кто-нибудь… причинил тебе вред? — Герт вдруг осознал, что именно это скорее всего и случилось. Кто-то явился сюда в эту ночь — как он сам тогда, в мае — кто-то достаточно властный и сильный — и… Перед глазами встала дорогая, острая, яркая, как собственная боль, память — три года назад — Артур, обнажённый — распятый на дыбе — прикованный к тюремной койке — искажённое в смертной муке лицо, тело, бьющееся от разрядов… Герт Лайт уже видел Артура Ремингтона настолько слабым — в камере пыток.
Неужто прошло три года?
Артур пробыл в коме тогда семь недель — сердце остановилось. Кто это сделал
теперь
? Кто посмел?!
— Кто это был? — вкрадчиво спросил Герт. — Я их убью, клянусь. Посажу в такой ад — …
— Я сам, — прозвучал ответ.
Герт вспомнил май, пистолет в руке этого человека, дуло, направленное в висок.
Я едва успел…
Он подхватил Артура под мышки, поднял и обнял, прижал к себе, содрогаясь от жалости и желания.
— Что случилось? Рассказывай.
— Ничего.
Голова Артура покоилась на его плече. Герт чувствовал его дыхание, живое и чудесное тепло на шее. От этого места бежали мурашки по коже, по телу, вниз живота. У меня сейчас лопнет ширинка, подумал он.
— Дай мне валерьянки, Герт. В спальне стоит. Принеси.
— Я лучше тебя отнесу в постель, — и он шепнул в самое ухо Артура: — Безумно тебя хочу.
Игнорируя слабые возражения, он взял Артура на руки, как больного ребёнка, и понёс через зал в коридор.
Внутреннее пространство дворца Сноу Хилл выглядело сурово, мрачно… почти запущенно. Артур жил здесь один, и жилище переняло его характер. «Этот человек вырос в нищей трущобе с бандитами, нариками и фликами, и он превращает всё, чего только коснётся, в такую трущобу…» Мнение Герта не изменилось с тех пор, как он бросил в толпу эту фразу, но теперь он относился к обозначенному факту иначе, без осуждения и без злобы. Сам он вырос во время Делириона и, как прошедший год показал, воспроизводил незабвенную атмосферу юности в пределах своей орбиты. Должно быть, это свойственно всем людям. Общество формирует людей, говорила Елена Клири, а они в свою очередь воспроизводят общество — то самое, которое сформировало их. Это элементарный закон. Елена пыталась тогда объяснить, почему ничего нельзя сделать. Её не послушали —