Море Троллей
Шрифт:
— Вот ты и расскажешь, — сказал Джек, протягивая ему склянку с изображением мака.
— Ох-х-х-х. — Руна глубоко вздохнул.
— Да все в порядке. Я сказал норнам, что ты пожертвовал голос ради защиты друзей и отдал мне свою лучшую песнь. Это их вроде бы устроило.
— Так ты и норн видел?! Что за диво!
— Мне они не особо понравились, — признался Джек.
— Ш-ш-ш! Не след оскорблять силы, управляющие нашей жизнью. Так мне правда можно это выпить?
Джек кивнул. Руна откупорил
— Ну и как оно на вкус? — полюбопытствовал мальчик.
— Как солнце после долгой зимы. Как дождь после засухи. Как радость после скорби.
— Твой голос! — воскликнул Джек.
Ибо старик больше не шептал — голос его зазвучал с новой силой. Нет, конечно, он не стал голосом юноши. Вдохновенным певцом своей молодости Руне уже не бывать — но голос его вновь обрел и глубину, и выразительность.
— Ну и чего вы расшумелись-то? — недовольно пробурчал Свен Мстительный. — Даже выспаться человеку не дают. Это ты опять во сне разговариваешь, Эрик Красавчик?
— Не, не я, — заверил его Эрик.
Поутру корабль подошел к выходу из фьорда. Утесы по обе стороны кишели птицами; к скалам прилепились тысячи гнезд. Вода серебрилась от трески и лосося. Пара-тройка чаек попытались было приземлиться на голову морского змея, но Отважное Сердце отогнал их прочь.
— До свидания, Ётунхейм, — проговорил Джек не без сожаления в голосе.
— И здравствуй, Срединный мир! — подхватил Руна.
Птицы с гомоном кружили над кораблем. Торгиль скорчилась на дне, заткнув пальцами уши.
— Она понимает чаячью речь, — объяснил Джек.
Наконец корабль вышел в открытое море и понесся по переливчатым серо-зеленым волнам, держа курс на юг. Задул свежий ветер. Эрик Безрассудный и Эрик Красавчик подняли парус.
Джеку казалось, будто с плеч его свалилось некое тяжкое бремя, давившее на него с тех самых пор, как они вступили в пределы Ётунхейма.
— А ведь здешние края нам словно рады, — изумленно проговорил мальчик, глядя на мелькающий по левому борту берег.
— Наше место — здесь, — объяснил Руна. — А Ётунхейм нас ненавидел.
Джек обернулся и глянул туда, где много-много лет назад находился Утгард. Прапрапрабабушка Фонн некогда пришла оттуда пешком, прямо по льду. Но с каждым годом лето все ближе подбирается к сердцу мира инеистых великанов.
— Я больше не понимаю чаек, — пожаловалась Торгиль. — Ну, то есть понимаю, но через слово.
— А ты разве не рада? Тебе же они, помнится, ужас как докучали, — напомнил Джек.
— Ну да… но все равно было здорово.
— В Ётунхейме магия гораздо ближе к поверхности, — объяснил Руна. — Я уверен, что своего дара ты не утратила.
Джек тоже чувствовал, что жизненная сила словно ушла на глубину. Она по-прежнему была здесь, с ним, однако вызвать ее было уже не так просто. Пожалуй, оно и к лучшему, решил мальчик, крепче сжимая в руке почерневший ясеневый посох. А то в Ётунхейме он все время побаивался пускать его в ход. Слишком уж огонь яростен и непредсказуем…
А викинги все плыли и плыли на юг, на ночлег разбивая лагерь на узком взморье. Джек и Торгиль рассказали воинам почти обо всех своих приключениях, умолчав лишь о норнах и об источнике Мимира. История о том, как Торгиль сразила молодого дракона, произвела на скандинавов глубочайшее впечатление — равно как и победа Джека над паучихой. Впрочем, викинги тоже сложа руки не сидели. В придачу к битве с морским змеем (голова его воняла так, что хоть святых выноси) им довелось сразиться с гигантской презлющей щукой.
— Так и норовила меня сцапать всякий раз, как я за водой ходил, — вспоминал Свен Мстительный. — Пришлось наконец показать гадине, кто есть кто.
— Вкуснющая получилась с клюквой! — пророкотал Эрик Красавчик.
Кроме того, пока воины добывали пропитание на берегу, им пришлось схватиться с двумя здоровенными росомахами, а потом еще и с гигантской рысью. А однажды вечерком Эрик Безрассудный прилег вздремнуть под развесистым деревом, а проснувшись, обнаружил, что жирный слизень сожрал всю его рубаху, а вдобавок изглодал кожу на груди.
Чем ближе путешественники подходили к фьорду короля Ивара, тем больше кораблей встречалось им по пути. Рыбаки радостно приветствовали воинов и умоляли разрешить им подняться на корабль и глянуть поближе на морского змея. Эрик Красавчик гордо выпячивал грудь.
«Но с Олафом Однобровым ему вовеки не сравниться, — тоскливо думал Джек. — Никому из них этого не дано».
Наконец корабль вошел в залив; шум моря постепенно стих вдалеке. Волны улеглись; тут и там на берегу Джек различал оленей и кроликов — самых что ни на есть привычных оленей и обыкновенных кроликов. Далеко на севере громоздились увенчанные снегом высокие горы.
«Ётунхейм», — подумал Джек.
Отсюда Ётунхейм казался ненастоящим. А может, таким и был на самом деле…
Вскоре среди холмов замаячили усадьбы; на высокогорных лугах паслись овцы. Вот показалась и пристань, — народу там прибывало с каждой минутой; а еще дальше, на выступе темно-синего камня, тусклого и безжизненного, словно металлический слиток, громоздился дворец Ивара Бескостного. Хейди, Дотти и Лотти встревоженно оглядывали приближающийся корабль.
«Ох, Небеса милосердные, как же мне им рассказать-то?» — с ужасом подумал Джек.