Море житейское
Шрифт:
Для темы о Елеоне процитируем строфу из стихотворения А. Муравьева «Над Иосафатовой долиной». Тут, по предсказанию, должно свершиться Страшному суду. Иосафатова долина продолжает поток Кедрона, ранее текущего у подножия Елеонской горы, теперь загнанного, подобно нашей несчастной Неглинке, в бетонную трубу. Но я пишу об этой трубе со слов, так как сам такого факта в источниках не встречал.
Юдоль плачевная, на дне твоем
Все ныне спит глубоким мертвым сном.
Сухой Кедрон в числе их!
– над тобой
Лежит поруганного храма тень!
Земное все прошло в судьбе твоей:
Из стольких будущих для мира дней
– Один тебе остался - СУДНЫЙ ДЕНЬ.
Пальмовая ветвь, привезенная Муравьевым и подаренная Лермонтову, вдохновила Михаила Юрьевича на гениальное стихотворение: «Скажи мне, ветка Палестины».
Достойно упоминания, что праздник Кущей, значительный для иудеев, отмечался именно на Елеонской горе. «.Пойдите на гору и принесите ветви маслины садовой и ветви маслины дикой, и ветви миртовые и ветви пальмовые, и ветви других широколиственных дерев, чтобы сделать кущи по написанному» (Неем. 8, 15).
По позднейшим исследованиям, подтвержденным раскопками, на Елеонской горе совершалось сожжение рыжей телицы, пепел которой использовался иудейскими священниками для ритуальных очищений.
По указанию судей синедриона на горе зажигались огни для передачи сигнала о наступлении нового месяца. (Вавилонский талмуд, трактат Рош-Ашана).
Завершением ветхозаветного почитания Елеонской горы являются слова пророка Иезекииля (11, 23): «И поднялась слава Господня из среды города и остановилась над горою, которая на восток от города».
Эпоха Крестовых походов также коснулась Елеона. Оставляя в стороне разбор их, так сказать, позитивных и негативных последствий, скажем, что первый поход (1095-1099) был освобождающим Иерусалим от мусульманского владычества. И означал начало основания Иерусалимского королевства (1099-1291). И здесь мы сразу видим великую заслугу герцога Нижней Лотарингии Готфрида Бульонского. Он из рода Карла Великого. Стремления его были чистейшими, преданность Христу была главной в его жизни. С детства отличался особой религиозностью и стремлением идти на освобождение Гроба Господня. Такими же были и его сподвижники Раймонд Тулузский и Боэмунд Тарентский и знаменитый воин Танкред. С ними шел легат папы Римского (подчеркнем: тогда еще православного).
Осадные орудия, конница, пехота окружили город. В решающий момент на Масличной горе показался всадник в блестящем воинском одеянии. Щитом и мечом указывал он на город. Крестоносцы ворвались за стены, заняли Давидову башню. Гарнизон сдался.
Жители Иерусалима видели в Готфриде нового короля Иерусалимского, но благоговейное смирение герцога не позволило ему принять такие почести: он не хотел быть королем, он объявил себя защитником Гроба Господня.
Подвиг Готфрида не забыт. В храме Воскресения, в северной части, справа от храма Явления Христа Богородице, оборудована сакристия (ризница католической церкви), в которой хранится меч герцога.
Стремление к небесам очень духовно. Мы понимаем, что все околоземное пространство забито нечистой силой, стерегущей наши души. Но мы также знаем, что после прохождения их, после мытарств открываются Небеса обетованные. Души православные тянутся вверх. Вот три примера.
Один: святитель Григорий Палама, умирая, говорил: «В горняя, в горняя!». Писатель Гоголь видел лестницу, спускаемую для него с неба. Пушкин, умирая, просил Даля его приподнять и звал с собою, показывая ввысь.
И уж, конечно, библейская лествица Иакова, восхождение к святости преподобного Иоанна, называемого Лествичником.
Вот это - ввысь - совершенно естественно на Елеоне. Близость к небесам здесь реальна. Еще бы - под тобою Вечный город, кругом Святая земля, и так не хочется спускаться вниз. Такое же чувство испытываешь и на Фаворе. И у многих бывает описанное в духовной литературе состояние, когда молитва отрывает от земли и возносит. Со мной, грешным, такого не бывало, но хотя бы радость отрешенности от суетных мыслей, от уклонения души в дела мира испытывал. И то спасибо.
Паломники - калики перехожие
Русские легче переносят холод, чем жару, от того так отраден наступающий вечер на Елеоне. Здесь вечера короткие, день в ночь переходит быстрее, чем в России. Вот уже прохлада, вот уже и звезды обозначились. Тем более их видно, когда уходишь под сень деревьев. Слышишь легкий шум листвы, будто деревья тихо молятся и просятся в рай. Отсюда же самая короткая в него дорога. Да, все другое - внизу шумит поток, явно не кедронский, машинный, но все те же звезды, то же состояние души, то же устремление ее от мрака земного к Небесному свету. Та же радость ожидания Второго пришествия.
Вообще русские паломники - это совершенно особый народ. Их происхождение - это калики перехожие Древней Руси. Это не калеки, хотя и калеки всегда были у нас в чести. Их увечье, болезни воспринимались как понесенное страдание за Христа или же наказание за грехи. Калики -слово, скорее происходящее от слова «калиги», то есть короткие сапоги, обувь странника. Игумен Даниил рассказывает в своем «Хожении», как ключарь храма Воскресения Господня «повеле ми выступити из калиг, и тако босого введе мя единого во Гроб Господень». И название паломнического посоха не палка, не костыль, а «клюка подорожная», близкое созвучие: клюка - калика. Или еще догадка - название от пирогов с калиной, их называли калигами, калижками. Секрет их в том, что они долго не черствели и в дороге были незаменимы.
В новгородской летописи от 1163 года указывается: «Ходиша из Великого Новаграда от Святой Софии сорок мужей, калицы, ко граду Иерусалиму, ко Гробу Господню».
О каликах перехожих, в западном варианте о пилигримах (латинское «перегримус» - странник, в русских былинах часто действует «старичище-пилигримище), очень много песен и былин, в которых конечная цель странствий всегда одна - святой Иерусалим.
А из пустыни было из Ефимьевы,
Из монастыря было, из Боголюбова,