Море житейское

Крупин Владимир Николаевич

– А как вы думаете, - спросил профессор, - Чехов был антисемитом?

– Я до таких тонкостей в Чехове не доходил, но думаю, что не был.

– Да, но рассказ «Тина»...
– заговорил профессор. Это и был тот неяпонский вопрос, о котором просил поговорить с ним профессор.

– В Японии нет евреев, - объяснил профессор, - поэтому мы решили, что именно японцы разберутся в еврейской проблеме. Я этим стал заниматься, но у меня вопрос: почему нигде в мире ни Чехова, ни Пушкина, ни Гоголя, ни Лескова, ни Гончарова - никого из русских мировых классиков не называют антисемитами, но

я прочел их всех внимательно и видел у них многое по еврейскому вопросу. Даже у такого, как Тургенев.

– У него-то где?
– спросил я, стыдясь того, что плохо знаю свою классику. А вот японец знает. О, эти японцы все знают.

– А у него в «Записках охотника» помещик Каратаев хвалит свою собаку, говорит, что даешь собаке кусок хлеба из левой руки и говоришь: жид ел, то собака не ест, а говоришь: барышня кушала, и даешь из правой руки, то собака возьмет.

– Так, а в чем тогда вопрос?

– Так вот, классиков не называют антисемитами, а я прочел всего Шукшина, Белова, Распутина, у них нет антисемитских высказываний, а их называют антисемитами. Почему?

– Спросите тех, кто называет. Для меня это тоже загадка. Да это еще что, у нас давно ли эти писатели в фашистах ходили, у нас даже слово «патриоты» оплевывалось.

– Это нас возмущало, - сказал профессор.
– Японию после войны поднял только патриотизм. Всякое государство можно сохранить и укрепить только патриотизмом.

– Вот спасибо. Вот еще бы это демократам внушить.

– А наши демократы, - сказал профессор, - очень большие патриоты. А у вас патриоты - русские, а демократы - евреи. Может, от этого противоречия.

– Противоречие в вашем суждении. Как же евреи не патриоты, а евреи Израиля? Если б они не были патриотами, разве б туда стремились?

– Тогда вопрос прямой, можно?

– Только так и можно, - отвечал я.

– Есть ли в России антисемитизм?

– Тут я вам плохой помощник, - искренне отвечал я.
– Я первого еврея в двадцать лет в армии увидел. Илюха Файбрун - хороший парень. Мы вместе боевые листки выпускали. Я сочинял, он переписывал. Правда, вот на учениях, например, я в противогазе бегу, а он на штабной машине. Но ведь опять же - сочинять-то тексты можно и на бегу, а ему планшетка нужна, бумага, перо. Почерк у него был хороший. Так что я сам виноват, мог бы и почерк выработать, в писаря бы пошел. Или в институте у нас был еврей, Семен. Тоже парень отличный. А я грузчиком работал на ткацкой фабрике. Он жил недалеко, попросил устроить на работу. В грузчики какая проблема, устроил. Только уже к вечеру первого дня я тюки с пряжей таскаю, а Сенька их считает. Зарплата у него даже и повыше - учетчик. Но мне интереснее было грузить, чем с карандашом сидеть.

– А серьезнее?
– прижимал меня профессор.
– Есть антисемитизм?

– Видимо, после революции был, - отвечал я.
– Иначе зачем бы появился закон об антисемитизме. Слово «жид» нельзя было произнести...

– Но ведь жид и еврей не одно и то же, я изучал этимологию.

– Да мы слово «жид» не чем иным, как обозначением жадности, и не считали. В детстве, если кто жадный, ему говорили: а, жидишь!

– Да, да, - подхватил профессор.
– И у Гоголя,

когда Чичиков передал Плюшкину деньги, то тот «сразу ожидовел».

– Ну вот тем более, Плюшкин же не еврей, - обрадовался я поддержке Гоголя.
– Или у нас была считалка: «Жид, жид, жид, по веревочке бежит, веревка оборвется, жид перевернется». Какой тут антисемитизм? Хотя потом, когда я был в Москве, рассказывали про анекдот тридцатых годов о том, как стоит мужчина на остановке, его спрашивают: ты что делаешь? Он хотел было ответить: трамвай подЖИДаю, да испугался и ответил не «поджидаю», а «подъевреиваю».

Профессор, посмотрев в книжечку, продолжал допрос:

– А не думаете ли вы, что антисемитизм имеет в основе антииудейство? У Пушкина в «Скупом рыцаре» рыцарь возмущен, что еврей-аптекарь предлагает рыцарю отравить скупого отца. Рыцарь его, еврея, прогоняет, говоря о деньгах, что они будут пахнуть «как сребреники пращура его». Он ведь имеет в виду Иуду и историю с тридцатью сребрениками? Так? Еще у Пушкина, когда пишет про гречанку: «Ко мне постучался презренный еврей». Есть же причина такого отношения.

– Мы почему-то и воробьев называли жидами, - я, к сожалению, не был столь силен в еврейском вопросе, как японец.
– Я больше сужу не по науке, а по жизни. Вот опять же анекдот: «Беги, Абрам, погром!» - «А я по паспорту русский».
– «А бьют не по паспорту, а по морде». Но это, я думаю, еврейский анекдот.

– Почему?

– У нас, как началась эта свистопляска с перестройкой, как пошел свальный грех демократии, так уж сколько про эти погромы кричали, даты называли - все вранье, в русских нет чувства мести. А евреи, что ж евреи, они как в псалмах Давидовых, как же им петь веселые песни в земле чужой. Они из глубины веков подпитываются чувством богоизбранности, превосходства, а мания величия обязательно вызывает манию преследования.

– Да, да, - поддакнул профессор.
– Мы - буддисты - братья христианам, мы знаем, что богоизбранность одного народа кончилась на Голгофе, богоизбран тот, кто идет за Богом, а для него нет ни эллина, ни иудея.

Он погрузился в свою книжечку. Скоро доедем, думал я, глядя в мутное окно. Чем бы еще помочь профессору? Он сам все лучше меня знает. Но вот это надо сказать:

– Я вам рассказал анекдот про городской трамвай. Тут заметно, что человек боится, что за слово «жид», даже в корне слова под-жид-аю, его могут замести, забрать, привлечь, в общем. А я в селе вырастал, там, например, такие частушки пели вовсю еще безо всякой гласности: «На бочонке я сижу, а в бочонке кожа. Сталин Троцкому сказал: “Ты жидов-ска рожа”».

– А почему в бочонке кожа?
– спросил профессор.

– Для рифмы. Но тут Сталин и Троцкий по разную сторону баррикад, а вот частушка, опять же открыто пели, в ней они объединены: «Сидит Сталин на березе, Троцкий выше, на ели. До чего, христопродавцы, вы Россию довели». Или народная частушка: «Ты Иван, и я Иван, голубые очи. Мы с тобой идем в забой, а евреи в Сочи». Одним словом, плохой я вам помощник. Вы меня лучше по русскому вопросу спрашивайте. А то кто послушает со стороны и решит, что мы с вами антисемиты. А мы просто занимаемся научными изысканиями.