Мореход
Шрифт:
– Видящая, если моя девочка выживет, клянусь, я - Гита, останусь у вас в услужении пока не издохну, - надрывно прохрипела она.
– Гита, давайте не будем загадывать так далеко, - ответила Илана и повернулась ко мне, - Рэд, пускай кто-нибудь там быстро притащит сюда нашу палатку и дорожную аптечку. Да! И ещё мою розовую сумку.
– А эта-то зачем?
– с недоумением уставился на неё.
– Там есть препараты, прерывающие краткосрочную беременность.
– Ты думаешь?
– Я уверена, - она утвердительно кивнула головой, - у тех двоих девочек.
–
– От этих уродов?!
– переспросила она и решительно махнула рукой, - И незачем спрашивать!
Вскоре здесь закипела работа, разожгли шесть жаровен (с учётом трофейных), в одних котлах грели воду, а в других - готовили пищу. Из снятого с разбитой и наполовину сожжённой арбы тента соорудили укрытую от ветров баньку, куда вкатили несколько раскалённых булыг. Решили за оставшийся световой день организовать помывку всего личного состава и постирушку.
В процесс лечения бывших пленниц я не вмешивался, моя Илана в медицинских вопросах была более компетентна. Если я изучил лишь первый ранг полевой медицины в условиях, оторванных от цивилизации, то она усвоила полную базу знаний до третьего ранга. Кроме этого, имела огромный пакет информации по фитотерапии и по группам типовых лекарственных растений различных миров. Как она лечила женщин, я не знаю, но через два часа чистые и переодетые они поели каши, попили отвар из сушёной малины с какими-то листьями, затем были укутаны в овчинные мешки и в нашей с Иланой палатке уложены спать. Лишь мальчишка, одетый в трофейный тёплый костюм с закатанными рукавами и штанинами, и обутый в большие взрослые сапоги, некоторое время с интересом носился по лагерю и заглядывал во все дыры, затем исчез. Как оказалось, он забрался в палатку, устроился между сёстрами и тоже задрых.
В это время мои воины снимали с трофейных копий железные наконечники, вставляли древки в каменные расщелины, а сверху водружали отрезанные безбородые головы каторжников. Когда я увидел, как они под чутким руководством деда Котяя скальпируют у трупов бороды и режут головы, то, мягко выражаясь, был удивлён безмерно, но быстро оправившись, спросил у него:
– Вы что делаете, зачем?!
– Как же, десять золотых за голову! Две нормальные лошади купить можно, а фермеру-арендатору на такие деньги надо полгода пахать.
– Так вы что, всё это собираетесь с собой возить?
– Зачем же? Трупы выбросим в пропасть, пускай падальщики не голодают, а головы здесь выставим и табличку вырежем, кто это сделал и почему.
– Ты не переживай, Рэд, этот старый хитрец всё правильно делает, - к нам подошёл Лагос, - Теперь мы станем знамениты, о нас во всей империи знать будут.
– Вот-вот, - сказал дед, - А скальпы с бород мы с собой возьмём и на обратном пути сдадим цезарху.
К концу дня лагерь был приведен в порядок, личный состав помылся, постирался и переоделся в тёплую одежду. Арбы Лагос выставил по-зимнему: затянутой понизу парусиной одной из сторон против ветра. Таким образом, в степи можно спать под арбой, и задувать не будет.
– Трофеи поделить надо, - сказал Лагос.
– Давай поделим, - пожал плечами, но объяснять, что не знаю ни принципов, ни порядка дележа, не стал, - Говори-говори, а мы потом всё обсудим и решим.
– Значит так, после двух боёв мы имеем сорок четыре разных доспеха, один из них очень хороший, полностью набран из металлических пластин. Есть ещё двадцать два пехотных меча, один боевой топор, двадцать четыре сабли, пятнадцать копий, четыреста десять дротиков, полсотни разных ножей и десять хороших луков со стрелами. Снаряжение и оружие двух воительниц здесь не учитывали, - он посмотрел на меня вопросительно.
– Правильно, - утвердительно кивнул головой.
– Мы с Котяем прикинули, что если всё это сдать нашим оружейникам, то можно выручить пятьсот семь зеолов. Только может, чего-нибудь из оружия или снаряжения себе оставим, например, тот красивый доспех, всё же тридцать зеолов стоит?
– Одно, что красивый, а на самом деле дерьмо обыкновенное, даже по сравнению с твоим. Нет, мои воины должны быть снаряжены лучше всех, а эту ерунду - на продажу.
– Как скажешь, - согласился он, - Теперь по взятому товару. Есть четыре целых арбы с тягловой скотиной, четырнадцать бочек с вином и пятнадцать с мукой, три сотни железных ножей и копейных наконечников, восемь бронзовых казанов и два десятка рулонов хлопковой ткани. Если всё это посчитать по ценам, по которым брали и мы, то получается двести семьдесят зеолов. Но это не всё, в одной седельной сумке нашли две тысячи полусолдовых серебряных монет, в переводе на золото, это сто двадцать пять зеолов.
– Неплохо.
– И это ещё не всё!
– махнул рукой довольный Лагос, - В заплечных мешках каторжан нашли сто тридцать два слитка серебра, весом по одному тану (восемьсот пятьдесят семь грамм). По ценам казначейства получим две тысячи двести шестьдесят два солда, а если в пересчете на золото, то будет двести восемьдесят два зеола.
– Что-то маловато, - сказал я, - получается, что стоимость удельного веса серебряной монеты в два раза ниже стоимости такого же веса самого серебра.
– Не знаю, что такое 'удельный', но в империи так принимают и рудное серебро, и золото, - пожал плечами Лагос, - это потом уже его цена становиться правильной, а если ещё продадим дикарям, то будет о-го-го.
– Никаких о-го-го!
– отрицательно мотнул головой, - Откуда каторжане сбежали, все знают, и что они утащили с собой, тоже знают те, кому положено. Конечно, можно притвориться ничего не понимающим, но зачем терять лицо?
– Кхе-кхе, - закашлялся дед, - Вы столь молоды, господин, но столь рассудительны.