Морф
Шрифт:
Закрыв глаза, Хаэлли просто стоял и слушал, растворяясь в лунной ночи и звуках дремлющего леса, а потом, когда пришел ответ, неподвижно смотрел на свежий побег, появившийся посередине одного из проведенных в земле надрезов. Крошечный росток на глазах увеличивался, набухал влагой и силой, и вот он уже в руку толщиной, свивается спиралью, и продолжает расти, гладкий, глянцево блестящий в лунном свете, ширя зеленые кольца, медленно склоняясь в сторону замковой стены. Пробормотав благодарность Великому лесу, Хаэлли обрубил побег у корня; огромная
Когда его «росток» начал взбираться по стене, Хаэлли едва успел ухватиться за зеленый «хвост» — вверх дернуло так, что пальцы едва не соскользнули. Извернувшись, эльф уперся ногами в корявую каменную кладку, а змея, подарок леса, все тянула и тянула вверх, и вот уже ее тяжелое тело перевалилось через стену, зашуршало по камням. Озираясь, Хаэлли мягко спрыгнул на перекрытие; меч беззвучно скользнул из ножен. Змея лениво поползла дальше, пусть пугает авашири — а путь самого Хаэлли лежал в центральную башню, низкую и круглобокую, как каравай.
Эльф спокойно ждал, пока в ночи раздадутся вопли, и немудрено — непомерно вытянувшийся зеленый росток начал вытворять то, ради чего и был порожден лесом: душил в кольцах первого же подвернувшегося часового. Ворота башни распахнулись, оттуда горохом посыпались перепуганные авашири; Хаэлли ощущал кислый запах их страха и неуверенности. Он скользнул внутрь и, походя пырнув кого-то острием меча, двинулся наверх, туда, где, по его мнению, должны были находиться жилые помещения. Снаружи доносились звон оружия и крики, и Хаэлли позволил себе улыбку. Пусть себе рубят дитя леса, пусть испробуют ярости истинного света. А он тем временем…
Первым ему попался лекарь, который спешил куда-то по коридору. Человек заверещал как заяц в лисьих зубах, метнулся куда-то за угол, но оказался недостаточно проворен и задергался, пойманный за шиворот. Потом его глаза подкатились, из горла на грудь хлынула темная кровь, а внутри все хрипело и булькало — до тех пор, пока Хаэлли не выдернул клинок из его тела. Можно было, конечно, начать спрашивать авашири о ритуальном мече, но тот был магом, а значит представлял собой опасность куда большую, чем обычный представитель этой расы. Эльф быстро опустил тело на пол, привычным движением вытер меч о лекарскую хламиду и пошел дальше — вверх по винтовой лестнице.
…На которой ему встретилась насмерть перепуганная и растрепанная девица в одной нижней рубахе. Едва завидев эльфа, она поперхнулась собственным воплем и хотела дать деру, но Хаэлли ловко схватил ее за пальцы, быстро перехватив, заломил назад руку.
— Где барон Брикк? — Хаэлли брезгливо взирал на перекошенное и побелевшее лицо.
— А-а… э-э-э…
— Где барон? — спокойно повторил Хаэлли, встряхивая авашири. Ее зубы громко лязгнули, но от этого она обрела способность говорить.
— Пер… первая дверь… налево…
Хаэлли отшвырнул этот образчик человеческого
Между тем спальня Ариуса Брикка являла собой весьма занятное зрелище, и Хаэлли искренне пожалел о том, что этого не видит никто из его соплеменников. Во-первых, его светлость предпочитал иметь рядом с кроватью свою собственную дыбу. Во-вторых, по стенам были развешаны кнуты и хлысты. В третьих — в углу рыдала очередная пассия Брикка, сквозь изодранную в клочья сорочку багрвели свежие кровоподтеки. И, наконец, хозяин всего этого великолепия гордо восседал на кровати, но почему-то икнул и сразу же с нее скатился, едва завидев эльфа.
— Доброй ночи, — мягко сказал Хаэлли и провернул ключ в замке, запирая дверь, — я приношу извинения за то, что явился без приглашения, но мне бы хотелось получить все то, что вы у меня отобрали, барон.
В спальне повисла гнетущая, беспокойная тишина. Даже женщина в углу перестала всхлипывать и округлившимися глазами взирала на эльфа как на выходца из Бездны.
— Ты! — наконец прохрипел Ариус Брикк, — ты-ы-ы-ы…
— Да, я, — подтвердил Хаэлли, с отвращением рассматривая его.
Был он маленьким, круглым и лысым, этот Брикк. Этакий добродушный толстяк с толстыми пальцами и клочковатой рыжей бороденкой. Но ведь добродушные люди не оставляют таких синяков на телах своих любовниц? Хаэлли мельком взглянул на девицу и вдруг понял, что она отнюдь не по доброй воле сюда пришла, и что, скорее всего, она — одна из числа тех хорошеньких вилланок, на каких всегда заглядываются господа.
— Ты! — голос Брикка наконец обрел кое-какую твердость, — тебя послал Аугустус? Да? Смерти моей возжелал?!!
— Я пришел забрать свои вещи, — спокойно отозвался эльф, все еще глядя на застывшую девушку, — ритуальный меч, книгу и сумку с…
— Да я от той дряни первым делом избавился! — взвизгнул его светлость, — все в печи спалил, ясно? А меч… меч торговцу проезжему продал, чтоб и глаза не мозолил!
— Ты не ошибаешься? — уточнил Хаэлли, — ты в самом деле уничтожил все, что мне принадлежало?
— Да! — рявкнул Брикк, наверное, от безысходности, — Да, чтоб тебя!..
— Жаль, — эльф пожал плечами, — это немного усложнит задачу.
— Да катись ты к своему Аугустусу! Он, надеюсь, уже пользовал тебя так, как собирался?
— Это касается только меня и барона, — Хаэлли улыбнулся.
…Он улыбался, глядя, как ему на рукав плеснулась яркая кровь из вспоротой сонной артерии. Улыбался, глядя, как медленно оседает на пол барон Брикк. И только когда авашири ткнулся носом в ковер у кровати, Хаэлли нахмурился и посмотрел на девицу. От нее тоже следовало бы избавиться, потому что первое, что она расскажет поутру, будет байка о том, что Брикка и еще многих угробил подосланный бароном Аугустусом… пусть даже и не эльф, человек. Но и этого будет довольно.