Морфы
Шрифт:
– Я и не волнуюсь. Точнее, не об этом, - пояснила я.
– Я тут сделала глупость, и думаю, как теперь извиниться.
Васька с отстраненным лицом хмыкнула и отвернулась. И я с досадой поняла, что она приняла это на свой счет. Да что же это такое!
– Извини, если задела тебя, - слова вырвались сами собой. Я даже удивилась. Обычно так непросто просить прощения — просто свихнуться можно. Но тут я не была виновата по-настоящему, по крайней мере, не в этом, и поэтому извинение далось легче.
Васька склонила голову, показывая, что слушает.
–
– Но я еще обидела одного мальчика. Тоже нечаянно, пожалуй. И вот не знаю, как извиниться.
– Никак, - предположила Света.
– А что? Мальчишки сами сто раз обидят и не извинятся. И вообще, загордится еще. С ними так нельзя.
С такой точки зрения я не рассматривала. Я вообще сказала «мальчика», потому что не могла же назвать Жюля по имени, нет?
– Мальчики не извиняются, это точно, они странные, - согласилась Васька.
– А что за мальчик?
– Да так, - я решила немного схитрить.
– Ерунда. Я другое хотела сказать. Мне одна подружка, вы её не знаете, не из нашей школы, комплимент сделала, а я думала, она смеется, обозвала её и сбежала.
Мне пришлось остановится, потому что и Светка, и Васька замерли с открытыми ртами.
– Вот ты чудила, - наконец отмерла Васька.
– Это же обычное дело. Или она раньше над тобой смеялась?
Я подумала о Жюле и его мягкой улыбке, и помотала головой.
– Значит, извинись и поблагодари, - почти что приказала Васька, ускоряя шаг. К школе мы добрались практически бегом.
– А если бы такое произошло с мальчиком?
– уточнила я и поспешно открестилась от новых вопросов.
– Просто на всякий случай узнаю.
– Мальчикам постоянно что-то надо, просто так они хорошего не делают, - отрубила Васька и направилась в раздевалку. Надо же, и это их мы считаем странными...
– Тебе снова кто-то нравится?
– прошептала Света с самым загадочным видом. Я отмахнулась. Причем тут это, в самом деле.
Для себя я решила, что поступлю как советовала Васька. Только ненадолго забуду, что Жюль из племени этих странных мальчишек, которые что-то хорошее делают только для каких-то своих непонятных целей. Представлю на его месте девочку. Ваську ту же. И извинюсь.
Я специально легла спать пораньше, решив не дожидаться конца уроков. Конечно, мало шансов, что Жюль в это время окажется в нашей комнате, но...
Он был там.
Дремал на диване, обхватил обеими руками наш электронный будильник, который мигал призывным «Пора мириться».
Я села рядом. Жюль заворочался, крепче прижимая к себе будильник, но не проснулся.
– Спать во сне — очень странно, - заявила я, дергая его за челку.
– Я тут подумала и решила, что ты должен знать. Это ты красивый. И извини.
Вот я и успела. Выпалила это всё, пока Жюль пытался проморгаться — не мои проблемы, что он так долго просыпается!
– О, - Жюль уставился на меня, а потом на будильник. Тот всё ещё мигал той же надписью.
– А я хотел тебе присниться. Но никак не получалось. Я собирался тоже извиниться.
– Ты-то зачем?
– я обрадовалась,
– Папа говорит, что лучше извиниться, когда не знаешь, в чем виноват, чем из-за молчания так это никогда и не узнать, - торжественно заявил Жюль и, прежде, чем я успела смутиться, предложил: - А теперь, раз мы квиты, как насчет рассказать, где ты пропадала?
– Точно!
– я никогда бы не сказала Жюлю, как благодарна ему за эту смену темы, но надеялась, что он и сам догадается.
– У нас же идет практика и какая!
Наконец-то я могла рассказать всё и не бояться, что меня неправильно поймут. Почему-то Жюль быстро стал для меня тем человеком, который просто обязан был все понимать правильно.
– Страсти какие, - Жюль обнял себя руками.
– Бедная. А я ведь только успел пожалеть, что учусь на теории, а не на практике.
Удивительно, обычно, когда меня жалели, я или злилась, или тоже начинала с полной самоотдачей жалеть себя, и просто тонула в слезах и соплях. Но вот меня пожалел Жюль, и всё, что мне хочется сделать — это доказать ему, что всё совсем не так плохо.
– Интересно, младенцем тоже могут сделать?
– расхрабрилась я настолько, что вчерашнее приключение больше не казалось мне мрачным. Если подумать, куда печальнее было Анне Васильевне — ей предстояло стать мной, а потом вернуться.
– Совсем крошкой — нет, - отозвался Жюль.
– Их на четвертом курсе придумывают теоретики. Говорят, любимый факультатив девочек. Наконструируют хорошеньких как ангелочки малышей, а потом повально сны с ними идут.
– Это даже хорошо, - рассеянно ответила я, думая о своем. Отчего-то я почувствовала усталость, словно весь день таскала мешки. В некотором роде так и было — этот груз вины и впрямь лежал на моих плечах.
– Пора на уроки, - сообщил Жюль, кивком указывая на будильник.
– Не пропадай больше.
– Я постараюсь, - пообещала я ему, и шагнула в класс.
Все словно ждали одну меня. Хотя почему «словно»? Судя по всему, так оно и было. Вся группа прошла этот этап практики, и осталась только я со своим сном и Анной Васильевной. С смешанным чувством я наблюдала за тем, как кисточка Картины Георгиевны смывает с лица старушки морщины, выпрямляет и истончает пальцы, как она становится прямее, а её легкие как пух волосы оборачиваются длинной тяжелой косой.
А потом мои руки словно сами махнули сложным узором, я лишь мгновение чувствовала под пальцами словно теплую струю воздуха, и Анна Васильевна исчезла.
Все зашевелились, и только сейчас я поняла, что никто не дышал, пока не завершила переход моего двойника. Сергей начал негромко рассказывать, как Аня напугала сестру Джейн, поведя себя совсем не так, как та, но в последний момент сообразив как всё исправить. Она заставила свои наложенные черты «потечь», отчего в её оценке преобладали багровый и бурый цвета. Аня во время этого рассказа сидела с непроницаемым лицом, но я чувствовала, что своей выходкой она довольна.