Моргейн
Шрифт:
И еще один всадник пронесся вслед за ними, пока еще были открыты ворота.
Это был Рин, певец и музыкант. На его спине даже была видна арфа. Слезы навернулись на глаза, когда Вейни увидел эту картину. Он и сам не мог понять причину этой слабости, но подумал о том, что возможно это был неизрасходованный гнев от того, что она подхватила еще одну невинную жертву, так же, как в свое время обрекла на гибель его самого.
— Отец умер, — сказал Эридж, — шесть месяцев назад. — Он вытянул ноги перед камином в своей убранной коврами большой комнате, которая раньше принадлежала их отцу, и взглянул вниз, где на камнях около огня сидел
— Это ты убил его, — добавил Эридж, как будто они обсуждали малознакомый им предмет, — в том смысле, что ты убил Кандриса. Отец очень переживал его смерть, и это сильно подействовало на него. Он даже сохранил нетронутой его комнату, которую ты уже видел. То же самое можно наблюдать и в нижних конюшнях. Он лишь выпустил его лошадь. С тех пор бедное животное, видимо, одичало, или стало добычей волков, кто знает? Отец же насыпал огромный курган в западной части леса, там, где он похоронил Кандриса. Мать ничего не могла с ним поделать. Она стала быстро сдавать и в один прекрасный момент умерла прямо на ступенях. Или, что тоже возможно, после того, как он толкнул ее. С тех пор он просиживал долгие часы на этом кургане. Ведь ее тоже похоронили там. Сам он умер вскоре после нее. Был дождливый день, и мы, волей-неволей, но решили увести его оттуда. Вот после этого он заболел и умер.
Вейни не пытался глядеть в его сторону, а лишь слушал, ощущая, что голос его брата чем-то напоминает ему голос Лифа Кесидри. Те же манеры, та же непредсказуемая жестокость. Все, что исходило от него, было ужасно, особенно в пору их детства. И вот сейчас этот человек, но только правящий кланом Нхи, сидел перед ним и играл в те же жестокие игры, и это придавало всему происходящему очень нездоровый привкус.
Эридж слегка толкнул его ногой.
— Он так и не простил тебя, ты знаешь это.
— А я и не ожидал, что это случится, — ответил Вейни, не собираясь поворачиваться.
— Но он так и не простил и мне, — сказал Эридж после небольшой паузы, — того, что я, один из его законных сыновей, остался жить и не смог стать чем-то совершенным. Отец любил совершенство во всем: в женщинах, в лошадях и… в сыновьях. Ты был первым, кто разочаровал его и напугал меня. Он ненавидел живых нхи, остающихся калеками.
Вейни уже с трудом выслушивал это. Он повернулся, по-прежнему стоя на коленях, и поклонился так, как никогда еще не кланялся своему брату. Это был поклон, предназначенный для главы клана, при котором брови плотно прижимались к каменным плитам пола. После этого он выпрямился и взглянул на Эриджа с безнадежным выражением вопроса.
— Разреши мне уехать отсюда, брат. Я должен догнать ее. Она все еще очень плоха, а я дал ей клятву, которую обещал сдержать. Если я выживу, я вернусь сюда, и мы закончим наши дела.
Эридж молча взглянул на него. В какой-то момент ему даже показалось, что его брат немного ослаб и потерял свою гордость. Эридж осторожно улыбнулся.
— Иди в свою комнату, — коротко сказал он.
Вейни выругался и, поднявшись, сделал так, как ему было приказано: вернулся в жалкую комнату Кандриса, пыльную и наполненную привидениями и отбросами, где он был вынужден спать на кровати Кандриса, носить его одежду и мерить шагами пол в абсолютном одиночестве.
Эта
Утром все окружающее Ра-Моридж пространство было покрыто чистым белым снегом. Но очень скоро дороги вновь запачкались землей и превратились в грязно-коричневые полосы на белом снежном покрывале. Снег никогда долго не лежал в землях Моридж, за исключением, пожалуй, горной цепи Элис Кейдж.
Весь этот день, как и весь предыдущий, никто не приходил в его комнату, даже чтобы принести пищу. Но вечером вновь последовало высочайшее приглашение, и он вновь был вынужден сидеть за столом напротив Эриджа.
На этот раз посреди стола, прямо между блюд и вина, лежал длинный лук Кайя.
— Мне хотелось бы знать, что это означает? — наконец спросил Вейни.
— Кайя пытались перейти наши границы сегодня ночью. Твое предупреждение сбылось: у Моргейн оказались очень неожиданные преследователи.
— Я уверен, — сказал Вейни, — что она не вступала с ними в сговор.
— Нам пришлось убить пятерых, — сказал Эридж с некоторым самодовольством.
— Я встречал человека в Ра-Лиф, — сказал Вейни, растягивая в непонятной улыбке губы и наливая себе вина, — который очень похож на тебя, брат мой, законный наследник Риджена. Он точно в таком же виде содержал комнаты в своем замке, точно так же, как ты, принимал гостей и так же как и ты, следил за своей честью.
Эридж, казалось, был даже развлечен этим замечанием, но это было всего лишь тонкое, с его точки зрения, прикрытие.
— Послушай, мой ублюдочный братец. Твой юмор этим вечером перешел всякие границы. Ты пренебрегаешь нашим гостеприимством.
— Братоубийство не принесет облегчения и тебе, как оно уже обернулось несчастьями для меня, — сказал Вейни, стараясь говорить холодно и спокойно, что на самом деле было очень далеко от его внутреннего состояния. — Даже если ты окружишь себя слугами из рода Маай, подобно тем, которые сейчас стоят сзади этих дверей, то не забывай, что большинство из тех, кем ты управляешь, принадлежат к Нхи. Перережь мне горло и ты узнаешь, что именно Нхи никогда тебе этого не простят.
— Ты так думаешь? — удивленно спросил Эридж, откидываясь назад. — Ты не имеешь прямых корней, ублюдок, кроме меня. А я не думаю, что Кайя могут сделать что-нибудь, если даже и захотят, в чем я сильно сомневаюсь. И к тому же, она очень быстро оставила тебя. Могу с уверенностью сказать, что ты оказался в роли исполнительного слуги всего лишь по причине колдовства. Именно оно смогло заставить тебя служить кому-либо. Ведь ты всегда был хорош только лишь для игры в засаду.
Кое-что из того, что Эридж говорил о нем, было близким к правде: младший брат, сопротивлявшийся старшим, ублюдок, противоборствующий законным сыновьям, он не всегда оставался в рамках чести. Братья же устраивали на него засады, особенно часто с тех пор, как умерла его няня и он вынужден был поселиться в крепости Ра-Моридж.