Морок
Шрифт:
Теперь, касаемо кричальщиков, так называемых «тральщиков нечистого места» У них тоже был не «зер гут». Наоравшись, они стояли обессиленной парой, похмурые, так и не «расклеившись». Напривыклись к сцепке. Ещё издали, завидев их «дуэт», Зорин хотел было усмехнуться, но разглядев серое лицо Олега, передумал. Коротко бросил приказ:
— Расцепитесь! Баста! Дальше — мы с Натальей!
Уже уходящим в спину крикнул, обращаясь к одному из них:
— Олежа! Я знаю, трудно… Тяжело. Отдохните пока, покурите… И, Олег! Похлебай супчика, легче станет. Прошу! Мы… С Натальей подольше походим. Да, Наташ?! Отдыхайте!
Олег не ответил. Уже за расстоянием к ним, Наталья, обернувшись, вдруг крикнула:
— Оле-ег! Всё будет хорошо-о-о!
Солнце окончательно скрылось за чернеющей сопкой. Настало преддверие сумерек.
Ладони их схлестнулись в пожатие, замерли. Наталья дрогнула, но промолчала. Двое шагнули в «сектор».
Люся тщетно старалась не думать. Мысли, хоть мелкие пустячные всё равно просачивались в голову. Вдоволь «нашагавшись» и пресытившись этим развлечением, она стояла сейчас в некотором оцепенении и пыталась расслабиться, не загоняться в мыслях. Но мысли всё равно приходили. «Интересно, а в лагере сейчас переполох… Кипишняк. — С какой-то угрюмой обречённостью думала девушка. — А что они могут? Ничего… Это разрешится само. Или… Не разрешится». Последнее как вариант должно бы испугать её до мозга костей, посеять смуту и брожение в крови, но… Страх, лопнув однажды как пузырь, не возрождался в ней дважды. Это тоже был своего рода почерк. Оставалось ждать, она и ждала… Внутри комком, сгустком что-то собиралось. Может, это было предчувствие? Приближение ТОГО очередного витка в этой истории? Люся вздохнула. А может, она просто себя нагнетает. Накручивает эмоционально… Клинический психоз. Почему бы нет? Тут стояло тупое безвременье, и она устала от этого.
Неожиданно что-то поменялось как будто вроде… Или добавилось?! Пограничным отделом сознания, сумеречной
СТЫДНО
Шестнадцатилетие, её Люсино, они всей подружечьей компанией отмечали в придорожном кафе. Девчонки не поскупились на подарок. Общими сборами был подарен французский косметический парфюм — набор из трёх предметов по уходу за кожей, волосами, плюс комплекс впрыскивающих эссенций типа духов и туалетной воды. Добавочным сюрпризиком шло серебряное колечко, которое само по себе было недорогое, но с довольно таки оригинальным камешком-бриллиантиком. Люся светилась счастьем, и улыбка не сходила с её лица. Девчонки выбрали самое дорогое и престижное кафе в городе, единственным недостатком которого была и оставалась бурно оживлённая проезжая часть за выходом сразу из заведения. Ни светофоров, ни пешеходных знаков там никогда не было, и машины кишмя проносились с угрожающим рёвом мимо обречённо ожидающих пешеходов. Движение было двустороннее и приходилось изрядно выжидать, улучая редкий момент, чтобы сорваться на другую сторону тротуара. Если не брать это во внимание, всё было хорошо. Обслуга в кафе была на высшем уровне, играла музыка… После жаркого в горшочках был десерт с шампанским и белым сухим вином. Подружки весело щебетали, обнимали именинницу и, чокаясь совсем по взрослому, толкали здравницы. Два плотно сдвинутых столика кричащих девчонок, являли собой эпицентр шума и внимания, среди редких в тот вечер завсегдатаев. Алкоголь забирал и делал своё дело, в неокрепших телах юных прелестниц появилась некая развязность.
Вот тут-то и зашла она. В дурацкой нарядной кофточке, хотя вечера были тёплыми, середина мая как-никак, да ещё, посмотрите, на каблука-а-ах… Вера Митяева — была явлением не от мира сего, девчонки избегали с ней дружить, а после одного пакостного случая, где замешалась она, вовсе объявили бойкот… Начать с того, что появилась Вера в их классе год с лишним назад, переводом со школы Новокузнецкого района, но за всё время от начала своего появления до текущего момента не смогла ни в ком пробудить симпатии. Она была не просто серой мышкой (таких в классе и до неё хватало), она была просто ходячей неприязнью. Угловатая, с белесыми бровями и ресницами, она всё время по старомодному собирала узлом волосы на затылке, хотя волос у неё был хороший, густой и волнистый… Одевалась Вера вызывающе некрасиво. Не бедно, нет! А именно некрасиво. Недостойно! Единую форму давно отменили и девочки в силу материального положения родителей одевались, кто во что горазд. Но, несмотря на пёстрость класса, не было там таких, кто бы выражал своим гардеробом безвкусицу. Вера стала первой такой и единственной, кто смешала на себе негармонируемые предметы туалета. Зимой, к примеру, девочки прятали тёплые колготки под импортными джинсами, стильными брючками. Вера же не пыталась ничего прятать, ходила как есть в какой-то юбчонке, демонстрируя траурно коричневые колготки. Её не заботило чьё-то мнение, а то, что в классе есть ещё и мальчики, её б наверно удивило… Причём к коричневому она присоединяла красный верх, это могла быть кофта или же такого тона сорочка. Вообще, Вера патологически тянулась ко всему красному. Что её привлекало в этом цвете, непонятно, факт, что скоро её прозвали за глаза Красной Верой. И потом… Наверное, всё же это было не главное. В этой девочке было всё закрыто. Нечеловеческая замкнутость, нелюдимость и отчуждение ставило её в ряд «белых ворон». Да подружись она с кем, разве б ей не открыли глаза на правильный вкус, разве б не расчесали её в конфетку? Но Красная Вера жила каким-то своим миром, непонятным для окружающих ровесниц. Голос её был тих, просто нереально слаб. И даже, когда она отвечала по предмету, учителя все напрягали слух. Многие из них покрикивали на класс, призывая сидеть тише. Другие ж, наоборот, на неё, умоляя усилить голос. Вера терялась, пыталась говорить громче, но… Запиналась, краснела и окончательно сбивалась в словах. Вообще, она часто терялась, к месту и ни к месту… Её легко было сбить с понталыги, осечь словом, делом… Многие из бойких девиц, не стесняясь, отталкивали её локтями. В буфете ли, на волейболе… Суть не в этом. Она была абсолютно бесхарактерная. «Бесхребетная курица» как однажды про неё зло выразилась одна из одноклассниц и с её оценкой были согласны все. Это было, пожалуй, одно из составляющих, что вызывало раздражение. Но также сюда входило и её неумение одеваться и вечно отводящий взгляд, и, главное, её «неконтактность». В букете это и создавало ту самую неприязнь… Люся долго, в потоке со всеми не принимала Веру. Подростковый мир не менее жесток, чем детский. «Замухрышка» так мысленно окрестила она её и старалась больно-то не замечать. Но поневоле Вера становилась центром внимания, когда по воле случая, кто-то старался её подзадеть, унизить или даже толкнуть. Уже не за глаза, а открыто ей в лицо смеялись, придумывая различные обидные прозвища. Частенько Люсе приходилось видеть её вздрагивающие от тихого плача плечи… Эти плечи очень скоро Люся понесёт через всю жизнь, в той шкатулке, что зовётся ПАМЯТЬ. Но тогда ей просто стало жаль девочку. Удивительно, что она тогда посочувствовала, прониклась состоянием «белой вороны». Вера уходила из класса последней, всегда после уроков старалась задержаться, выжидая пока уйдут все. В её ситуации поведение было оправданным. Так меньше неприятных нюансов… Толчков, щипков сзади… Люся знала про эту особенность и задержалась тоже.
— Хочешь, мы будем дружить? — Спросила она, подойдя к её плечам.
Вера, вздрогнув, обернулась и поспешно, как показалось Люсе, кивнула. Белесые Верины ресницы моргнули, и она несмело улыбнулась.
С этого момента жизнь «белой вороны» сделала крутой вираж. Люся была красивой девочкой, одной из самых, самых… И у ней было достаточно авторитета, чтобы не испачкаться о дружбу с «замухрышкой». Напротив, дав тем самым покровительство «бесхребетной», она заметно увеличила роль последней. Два-три окрика потребовалось, чтобы урезонить нападки клевальщиц. Подруги с удивлением поглядели на «эту новость», но поразмыслив, сочли, что будет лучше включить в ближний круг «неконтактную», чем сориться и вычёркивать из списка подруг яркую Людмилу. Так Вера перестала быть Красной, научилась с помощью новых друзей одеваться как надо и даже наводить внешний «тюнинг», с помощью пудрениц, теней и помад. Учителя, конечно, запрещали пользоваться косметикой, но девочки, уже разглядевшие в себе женское начало, частенько попирали эти запреты. Девичий уголок нередко шелестел глянцевыми журналами и солидарно гнал прочь любопытных мальчишек, которые по обще выраженному мнению «взрослели долго и нудно». Разнополые «дружбы» только-только начинались и были не у всех, но с приходом весны увеличивались световые дни… Сердечко томилось… И что интересно, становились симпатичны парни из параллельного… Как будто своих не было. Но те, похоже, примелькались, а потом они обиженно задрав носы, тоже пускали мосточек к «параллельным» девчонкам. Вера преобразилась и тому определённо способствовала Люсина опека. Людмила часто приглашалась Верой к ней домой и там у неё подружки подолгу прихорашивались, так или иначе подвигаясь к миру взрослых женщин. Девушки в силу юности и множества запретов не использовали кричащий макияж. На ярко красные помады решались не все в классе, седьмой класс ведь всё-таки считался салажковый, а те, кто решался и рисковал… Что ж, те в охотку отлавливались завучами и с помощью салфеток и платков покаянно оттирали губы. Вводились даже специальные рейды. Во время любого урока могла войти комиссия во главе директора или завуча на предмет поисков «размалёванных» и, понятно, кого-то находили… Школа считалась образцово-показательной и боролась за первенство порайонного масштаба.
Людмила и Вера использовали в своём арсенале: для губ бледно розовый тон (разрешалось и приветствовалось, во избежание растрескиваний в зимние ветра), иногда для шика и выпендрёжа блёстки. Их тоже больно не замечали… Ну и тени едва-едва, чтоб опять не попасть под раздачу. Но больше всего, Люсе нравилось расчёсывать Верины шикарнейшие волосы. Те являли собой неподатливую густую силу, и первый заход всегда находил у расчёски препятствие. Вера ойкала и виновато улыбалась. Люся обильно смачивала расчёску и заходила мягче, с разных углов. Очень скоро волосы пышно рассыпались
До Нового года оставалось недели три, пожалуй, с хвостиком. И тут всем захотелось встретить праздник вместе на нейтральной территории. Вместе — это дружным бабьим царством (ну, кто хочет пусть приводит кавалера), а территория — это любая территория, не испорченная родительским присутствием. Сказано — сделано. Вернее, сделано ещё ничего не было, а только намечалось сделать. Папы, мамы, в принципе, против не были, лишь озвучили поправочку. Отмечайте! Согласны! Но пусть это будет приличное заведение, раз уж не с нами… И дата пусть будет не 31-е, (ишь чего, шалман на хате…), а предновогодний канун! Денег мы на кафешку дадим! Дело хорошее… И вот канун пришёлся на 25-е декабря, именно на эту дату договорились с администрацией кафе «Лесовянка». Были оговорены: время, примерное количество визитёров на плюс-минус и, ещё кой-какие детали… Оставалось внести деньги под трёхчасовую аренду помещения и оплатить сервировку стола. Деньги уговорились внести до 19-го. Что ж! Сборы денежной массы произвели старым испытанным способом — складчиной. С семнадцати девчонок вышло вполне прилично, почти до четырнадцати «лимонов» тогдашних ещё не деноминированных денег. Девяносто шестой год и последующий — были поворотной вехой уходящей эпохи пятинулёвых купюр. Получалось, что насобирали почти среднемесячную зарплату рядового сибиряка. Этого реально должно было хватить и «на погулять» и на дополнительную прикупку, тс-с… Шампанского, чего естественно, родителям знать не полагалось. Хранение кассы доверили Люсе и та (почему так случилось?) передоверила сумму Вере. Почему ж всё так получилось, объяснить на самом деле было легко: прямо со школы, где класс собирал складчину, Люся и Вера зашли домой к последней (её дом был в пяти шагах от школы) и там уже заново пересчитали… Сумма потрясала и радовала! Потом девушки по обыкновению занялись собой и так до позднего вечера… В сумерках Люся побоялась передвигаться с деньгами до дома, её район как раз был дальний… Уговорились, что деньги пока полежат у Веры, а числа семнадцатого, эдак, они прихватят ещё двоих с собой и пойдут проплачивать кафешку. Именно семнадцатого произошло непредвиденное, но вполне ожидаемое… Люся позвонила Вере по полудню и велела ей выходить с деньгами к перекрёстку Нефтяников, куда подтянутся сейчас Люся и две девочки из класса. Перекрёсток находился близко к Веркиному дому и уж совсем недалеко от тех районов, где проживали Люся и другие… Он был серединным местом и, пожалуй, это обстоятельство и стало роковым в свете того, что произошло… Прибыв на место встречи, девушки обнаружили заплаканную Веру с грубо разорванным пакетом и… В руке она никчёмно держала развёрнутый лист А-4, тот, что ещё вот-вот недавно служил конвертом для сложенных купюр. Со слов Веры, пакет у неё резко вырвал некто в чёрной болоньевой куртке, побежал, не оглядываясь в дворовую арку и… Естественно, никто не вмешался. То ли из за быстроты случившегося, то ли в силу гражданского равнодушия. Правда, одна женщина выкрикнула что-то негодующее, но этого оказалось недостаточно. Грабитель влетел в арку и там затерялся… Вера, дважды поскользнувшись и ушибив колено, всё ж попыталась настигнуть чёрную куртку, но… Растерянность её, плюс падения, помогли негодяю уйти в отрыв и исчезнуть в чреве двора. В коридоре арки, на загаженном не тронутом снегом асфальте, Вера сразу же нашла разодранный пакет и развёрнутый бумажный конверт, колыхающийся под ветерком. Слёзы Веры, возмущение девчонок и этот изнасилованный в клочья пакет туманили сознание Людмилы. Она не хотела верить, что произошло страшное… Они дружно вчетвером исследовали арку, двор, порасспрашивали всех встречных поперечных, живущих и не живущих в этом жилом секторе. Результат был нулёвой. Было ль это круговой порукой двора или действительно никто ничего не заметил, оставалось только предполагать. Девчонки зло шипели на Веру, а Люся силилась проглотить ком в горле. До того было всё обидно. Новость мигом облетели все уши, и весь следующий день был полон возмущённым гомоном обманутых вкладчиц. Вера собирала все проклятия, а Люся яростной кошкой защищала её от нападок подруг. Он кричала, что виновата она, что ей были поручены деньги… А то, что они оказались у Веры, опять же спрос с неё, с Люси… Девчонки клокотали, соглашаясь с этим. Конечно, доставалось и Люське. Только всё одно… Косились на Веру. Гроза эта не могла пройти мимо взрослого сословия, ведь всё финансирование проистекало из их карманов. В милицию обращаться было поздно, да и бессмысленно… Вопрос решил кардинально Аркадий Юрьевич, в ту пору уже поднявшийся как частный предприниматель. Он единолично оплатил бюджет вечеринки, без каких-либо встречных условий. Вечер состоялся, ну, разве ж… В нём не было спиртного. Аркадий Юрьевич счёл излишним баловать пятнадцатилетних. Праздник прошёл хорошо. Неприятность сгладилась, улетучилась и всё бы закончиться на этом, так нет… История получила продолжение. Не сразу, а спустя…
Яд бездушных подозрений проник в класс, когда Вера в начале марта появилась с шикарной сумкой в руке. Это был настоящий фурор в девичьих сердцах. Нет, пока никто не думал, не сопоставлял… Все только восхищались безукоризненным дизайном итальянской работы, а это была именно Италия, несомненно… Мягкая натуральная кожа, она даже пахла утончённо. Внутри было два отдела, разделенных карманом на молнии, на задней стенке имелся карман для документов на молнии, на передней — два кармана для мелочей. Сумка закрывалась на магнитную кнопку, и носилась на сгибе руки. Дополнительно существовал длинный ремень на карабинах. Видимо для плеч. Сумка имела брендовский логотип — пятнистый жёлтый леопард на фоне фиолетового окраса кожи. Это было чудо и, естественно, девочки защекотали вопросами: как, откуда и сколько? Сколько стоит, Вера затруднялась сказать. С её слов это был подарок. Мамин брат — моряк по службе, который не вылазил и загранкомандировок, привёз сей шедевр из припортового городка той самой Италии. Дальше расспросы рассеивались в размывчатых ответах Веры, которая и сама не знала полную стоимость сумочки, да и не ведала точно, кто её дядя, и на каком линкоре служит. Если служит… Во тут то и зародилось, наверное, подозрение. По классу пошёл шепоток, потом рокот, а затем… Сложенные наспех домыслы приобрели логическую обоснованность. Ну, якобы приобрели… Послужила ли этому, чья либо зависть? Вероятно, да! Только стали утверждать, что никакого крутого дяди у Веры нет, что вся её трепотня — чистейшая ложь и, что сумочка куплена… Догадайтесь, на что? Шум достиг таких невероятных размеров, что Люся, которая одёргивала горластых подруг и сама вдруг усомнилась в честности Веры. Было решено разобраться по существу и для этого, девчачий коллектив с трудом дождался, пока учитель покинет помещение класса, а вслед за ним, в принудительной «просьбе» были вышвырнуты пацаны — нежелательные уши. Бедную Веру буквально припёрли к доске и перекрёстными допросами стали выматывать душу. Та обмякла от такого напора и стала даже заикаться, что неправильно было истолковано кричащей стороной. Грамотно и веско никто не мог высказаться. Все эмоционально горланили и выстраивали догадки. Люсе, который надоел этот балаган, захотелось остановить пустой «базар» и взять Веру под крыло, но тут… Одна из одноклассниц, Лякортова Света твёрдо заявила, что видела такие сумки в узкоспециализированном магазине, что давно вошли в этот мир под словом «бутик». Цены в таких магазинах были нереально космические, и обыватели захаживали туда исключительно потаращиться и пощёлкать языком. Так вот, Лякортова утверждала, что и цену сумки запомнила: двенадцать с половиной «лимончиков», что вполне укладывалось под «прохлопанные» деньги.
— Двенадцать, пятьсот девяносто девять тысяч. — Говорила Светка. — Я, специально запомнила.
Наступившая тишина в классе стала нехорошей. Хуже, чем безудержный галдёж. Это почувствовали все, а у Люси разом помутилось в голове. Всплыло панорамой в глазах: арка, замызганный двор, разорванный с ненавистью пакет и глаза, полные слёз. Веркины глаза… Да неужели, это искусная игра? Цифры… Цифры жёстко давили своей неопровержимостью и безаппеляционностью. Двенадцать шестьсот и тринадцать семьсот! Плюсик минус не в счёт… Людмила ломко шагнула к доске. Там прижавшись, стояла Вера, и глаза её метали искренний страх.