Морок

Мизгулин Олег Алексеевич

— Какой финал? Какой билет? — Психанула Люся. От такого нагромождения она никак не могла собраться. — Мы, что, все умрём?!

— Ну-ну, Людмила! — Улыбнулся глазами собеседник. — Будь мужественна! На многие вопросы ты ответишь сама, но чуть позже… Не забывай. Ведь, я — это ты! А сейчас, скажу просто нейтрально. Вы в тупике. Но бояться не нужно!

— Я… Не боюсь — Неуверенно сказала Люся. Теперь она точно видела, что говорят они НЕ СЛОВАМИ.

— Молодец! — Похвалил двойник.

— А Вера? — Люся с надеждой взглянула на двойника. — Ей правда

там хорошо?

На секунду ей показалось, что она видит перед собой не двойника, а настоящую Веру. Тот же беззащитный взгляд зелёных глаз, уголки губ…

— Вере. Там. Хорошо, — раздельно выговорила «Вера». — Если, конечно, подводить суть вещей под ваши представления о «том свете». Вера была обижена не на тех, кто её оклеветал. Она была обижена на единственную подругу Люсю. Мучилась. Ты знаешь про это. В момент её гибели, потом уже и после, произошло освобождение её от земной пуповины. Вся грязь земная, как корка от неё отстала. Осталось ЕДИНОЕ целое. Всепрощение. Любовь, не побоюсь сказать… Мудрость. Слова, изъезженные в человеческой риторике. Но… Заменить их нечем.

У Люси, как ей показалось, помокрело в глазах. Появился комочек, когда бывает обидно или душит плач.

— Живи себе покойно, Люся! Ей «там» хорошо! — Перед ней вновь стояла та Вера. Добрая. Красивая.

— Прости меня, Верочка… — то ли прошептала, то ли подумала Люся.

Вера ей просто кивнула, как бывало не раз, в пору их дружбы. И от этого простого кивка будто оттаяло что-то… Там, под сердцем. Как у Кая. Андерсен писал сказку, надо думать, со знанием души. Люся ответно улыбнулась и, так ей стало здорово на душе, так отрадно… Словно гирьку с неё подняли.

— Спасибо, — подумалось Людмиле, и Вера снова кивнула. С тем Люся и повернулась, чтобы идти, но тут застыла столбом: «А куда идти-то?»

— Ты сейчас выйдешь! — пообещала Вера.

Люся обернулась к ней снова. Ей захотелось спросить, как же всё-таки получается… Она глубоко в себе, в своём подсознании. Но для этого человеку вовсе не обязательно исчезать из реального мира. Будь человек в трансе, он всё равно внешне остаётся под наблюдением врача, своих близких… Он не пропадает! Как такое вообще может быть? Она, Люся, не видимая глазу, перекрикивается с ребятами из своего, так сказать, внутреннего портала?! Бред… Губы у Веры заметно колыхнулись в улыбку.

— Звучит как бред. Действительно… Но не стоит примерять на этот мир вашу рубашку! Тебе пора! Тебя зовут, слышишь?!

«Кто?» — Хотела спросить Люся, но вдруг её уши уловили знакомый бубнёж, с каким ещё недавно продиралась к ней через «колпак» Наталья. Бубнёж усилился (как соседи за стенкой), и превратился в тянущийся крик:

— Лю-усь-и-а-а!!!

Чья-то рука приподняла «колпак».

— Люсь-и-а-а-а!!! Люсь-иа-а-а!!!

Ватность разорвало. Кричали двое. Похоже на Вадима с Натальей.

— Ната-ша-а-а!!! Вади-и-имм!!! — закричала Люся и чуть не оглохла от собственного голоса. До того он ей показался новым. Звучным. Это явно намекало на возвращение.

— Вади-и-мм!

Я зде-е-есь-сь!!! — проорала она и, словно боясь, что опять что-то сверху закроется, вложилась с яростью: — Я иду-у-у!!!

Её услышали, радостно загомонили. Приказали не молчать, постоянно подавать голос. Она и подавала. А сама, меж тем думала: «Как же выйду-то? Ни подсказки, ни намёка…»

— Как же я выйду отсюда? — Она обернулась к Вере и обнаружила, что давно, поди, одна.

«Блин! Как же я выйду?» — И тут вес тела рухнул в ноги, как бывает, когда с толчка трогается вниз лифт. Люся вскинула врозь руки, страхуясь от падения. Но не упала…

ГЛАВА 6

Возвращение за грань сопроводилось с лёгким потемнением в глазах. Не значительно сильным, а так словно кто-то потушил свет и комнату застелил вечерний сумрак. Мгновения хватило, чтобы понять: во внешнем мире и, правда, стемнело и… Посвежело? Люся ошарашено покрутила головой, словно заново свыкаясь уже с реальностью. И сразу же, как бичом…

— Люська! Вадим, вон она!!!

К ней бежали, тянули руки…

— Люська! Зараза… Как ты могла нас так напугать?! — Заверещала Наталья, заключая Людмилу в объятия, да так крепко, что у той косточки хрустнули. Сказывалось эмоциональное перенапряжение.

— Наталья, погоди… — Зорин с трудом оторвал Наталью и, сам в свою очередь, начал ощупывать Люсины кисти. — Люся, ты как? С тобой всё хорошо?

Видимо, видок у Людмилы и впрямь был неадекватный: её все тормошили и расспрашивали…

— Ты как себя чувствуешь? Что с тобой? Голова не кружится?

Со стороны костра бежали ещё двое…

— Всё хорошо. Да, всё… Всё нормально… — Вяло, невпопад отвечала Люся. Язык плохо ворочался во рту, и она пыталась это компенсировать глупенькой улыбкой.

— Люська! Дурочка! — Головной с ходу ворвался, оттеснив всех, и приподняв Люсю от земли, закружил её. — Я тебя по попе отшлёпаю! Что это значит?!

— Да всё хорошо, Олег! — Люся, смущённая таким вниманием, невольно отстранялась. — Ну, что вы… Я всё расскажу.

Только сейчас она почувствовала, как страшно устала. Физическое изнеможение обволокло её тело, как было однажды, когда в ранней юности она вызвалась помогать отцу: отдалбливать лёд на выезде из гаража. Сердитый толстый ледоруб выскальзывал из рук, но девичий энтузиазм сподвигал двигать этой железякой поступательно вверх-вниз, отчего кисти рук быстро налились свинцовой гудящей тяжестью. Льда она разбила немного, зато успела натрудить плечи и спину, пока отец, наконец, не отобрал у неё ледоруб и не отправил отдыхать в салон автомобиля. Наутро следующего дня акцентировано болели все мышцы и девушка, охая, извлекла мораль, что заигрывания с железом, увы, не её конёк. Сейчас, внутреннее состояние её было копией того, что тогда… И хоть она не трогала железных прутьев, не ворочала мешки с мукой, всё же состояние было именно такое. Как после разгрузки вагонов. А ещё…