Морок
Шрифт:
Мой оптимизм начал таять к пяти, когда Хью должен был бы выехать из дому.
Шесть. Без изменений. Я приступил к исследованию своей скудной дорожной аптечки и телефонной книжки: посольство, корпункт, что еще? — куда позвонить в шесть утра, чтобы отреагировали и помогли?
Только в семь я наконец услышал в трубке протяжные гудки вместо мерзкого пиликанья отбоя.
— Мистер Смит! Вы как почувствовали. Я только что включил мобильник. Представляете, утром забыл в суете сборов. А сейчас сел в самолет — подумал, что скоро потребуют выключить средства сотовой связи, — и решил, пока можно, вам позвонить,
Я решил объяснить Олпорту, что именно я чувствовал, попозже, при личной встрече. Заодно напомнить ему, какой режим телефонной связи, согласно контракту, должен существовать между ним и его непосредственным руководством.
Казалось бы, прояснение судьбы Хью должно было несколько успокоить меня. Тем не менее нервное напряжение не только не оставляло меня, а продолжало возрастать. Я чувствовал, что мой подчиненный действительно вышел на горячий след. Интуиция подсказывала, что с каждой минутой встреча с «неразменной купюрой» становится для меня все реальнее. Что эта вещь, кажется, действительно существует. Предстоящая встреча вызывала во мне странный, почти мистический трепет и глубокое, томительное волнение.
Только когда я увидел среди прибывших сосредоточенную физиономию Хью, у меня по-настоящему отлегло от сердца, и я обнаружил, как сильно продолжал за него переживать.
Автомобиль ждал нас на довольно пустой стоянке в отдалении. Здесь прибывшие в основном пользуются общественным транспортом.
Я не поленился встать на колени — благо догадался поменять светлые летние брюки на затертые дорожные джинсы! — и внимательно осмотрел днище. Перед тем как отпереть машину и завести мотор, я отослал Хью купить сигарет, пользуясь тем, что он не знает моих привычек.
Открывая и заводя автомобиль, я ни капли не чувствовал себя суперменом: было страшно и противно от собственного страха. В молодости я, естественно, всякого попробовал: и криминальная хроника, и горячие точки, и грандиозный политический заговор мечтал раскрыть. Даже раскрыл один — не такой уж великий, но это была серьезная борьба и моя настоящая победа… К опасности привыкаешь. Говорят, только к боли человек не может привыкнуть — так устроен. К опасности постепенно привыкаешь. Но отвыкаешь от нее стремительно. Я давно не рисковал жизнью. Карьерой, репутацией, заработком — это совсем другое дело…
Несмотря на все мои опасения, автомобиль благополучно завелся. Я с недавних пор всюду возил с собой одно полезное приспособление из арсенала Джеймса Бонда — одно из нескольких, приобретенных компанией в результате нашей прошлогодней эпидемии шпионофобии. С его помощью я проверил салон. Машина оказалась чиста от подслушивающих устройств. Наши с Хью одежда и вещи — тоже. Теперь я склонялся к мысли, что Олпорт — единственный во всем мире обладатель информации о владельце «неразменной купюры» и что о его уникальной информированности, скорее всего, никто не осведомлен.
Я вел машину медленно и очень осторожно, с трудом привыкая к правостороннему движению. Мы не успели доехать до границы, когда Олпорт попросил:
— Мистер Смит, мы не могли бы остановиться ненадолго?
Я понимал Хью: мне самому хотелось прогуляться по обочине живописной дороги, полюбоваться морским
Для начала я попенял Хью за его телефонные откровения.
— Но вы же сами попросили объяснить, что случилось, — ответил Олпорт.
— Хью, а если бы я попросил вас назвать номер вашей кредитной карты и пароль?
Тот обезоруживающе захлопал глазами:
— Вам, мистер Смит, я бы назвал…
Я, вздохнув, уточнил:
— По телефону?
— Да кто нас слушает, мистер Смит, кому мы нужны? — не очень уверенно возразил Олпорт.
Может, он и прав? Никому мы особенно не интересны с нашими смешными поисками дутых сенсаций. Просто у меня в последний год слишком расшатались нервы.
Хью рассказал следующее. Его рейд по московским магазинам сети «Зеленый дом» увенчался успехом. Он со всей тщательностью и неторопливостью настоящего ученого исследовал фольклор покупателей и жителей прилегающих к магазинам микрорайонов, посвященный загадочному денежному знаку. Только после этого, вооруженный знаниями местных особенностей, приступил к расспросам тех, кто работает в «Зеленом доме». Начинал, по моему совету, с задворков магазина. Там, где открыты складские помещения, где постоянно подъезжают машины с новым товаром, где гуляют прикормленные работниками собаки и кошки, — в таких местах можно спокойно, по-приятельски потолковать и с шофером, привезшим товар, и с кассиршей, вышедшей покурить, и с директором, решившим дохнуть свежего воздуха и погреться на скудном июньском солнышке.
Олпорт говорит по-русски без акцента. Он всюду сходил за местного жителя из соседнего дома, который готов от нечего делать поточить лясы с первым встречным, а при случае — хитренько выведать, действительно ли товары в магазине экологически чистые и правда ли, что принадлежит магазин одному сумасшедшему английскому благотворителю, помешанному на здоровом образе жизни.
В результате своих титанических усилий Хью выявил магазин, — всего один из дюжины! — где, по всем свидетельствам работников, происходило нечто странное с выручкой. Недостачи, кратные пятидесяти, преследовали кассиров; разменивавшие деньги у своих же товарищей по очереди покупатели впоследствии недосчитывались полтинника. Кассиры чаще, чем в других магазинах, отмечали появления меченых денег.
Теперь Хью пришлось пустить в ход более грубые средства дознавания: обман и деньги. В результате ему удалось добыть у одного из охранников копии видеозаписей с камер слежения за несколько дней, по которым были точные сведения, когда недостача случилась, а когда ее не выявили.
Слушая Олпорта, я не мог понять, почему муж Люси сам не догадался сделать то, что сделал Хью. Впрочем, возможно, что этот Мэтью чувствует себя неуверенно на русской почве и предпочитает скорее подозревать своих работников в обмане и склонности к вере в глупые сплетни, чем инициировать внутрикорпоративное расследование. Или служба безопасности у него ленивая и нерасторопная, что не редкость.