Морос, или Путешествие к озеру
Шрифт:
– Чако-Бореаль – уравнение со многими неизвестными, – ответил Риарт. – Дикость тех мест такова, что после двенадцати экспедиций мы не имеем никакого представления о его центральной части. Соваться туда чрезвычайно опасно.
– Вы намекаете на малярию?
– Есть вещи пострашнее малярии.
– Да, да, насчет тамошних мест до меня дошли кое-какие сведения, – откликнулся мистер Бьюи, еще раз обозначая свою осведомленность. – И, насколько я понимаю, в последнее время вы активно заинтересовались чакскими болотами…
– Ну, ваши сведения не совсем точны, – пробормотал Риарт.
– Бросьте! Все дальнейшие действия вашего ведомства – секрет Полишинеля, – отмахнулся всезнайка. – Даже назову исполнителя: это господин Беляев. Я слышал недобрую весть: за голову этого неуемного
Ночь скрыла ответный взгляд Риарта, однако мистер Бьюи все понял.
– Простите, что выхожу за рамки. Ничего личного, обыкновенное любопытство. Сразу обозначу мнение тех, кто послал меня в этот рай земной: к изгнанникам из Советской России подданные Его Величества совершенно нейтральны. Что касается собственных воззрений, то готов еще раз похвалить вас за дальновидность: русские офицеры для Парагвая являются весьма ценным приобретением, хотя, при всем их желании схватиться с бошами, они не заменят столь необходимые для военных действий финансы.
Светляки, лишь изредка мелькавшие до этого момента над террасой, неожиданно собрались в огромный рой, осветив прилегающие кусты. Начался фейерверк: фосфоресцирующие облака рассыпались на отдельные искорки, гасли и вспыхивали вновь, крошечные существа чертили в воздухе завораживающие зигзаги – славный привет от близкой сельвы. Зрелище не могло не увлечь даже флегматичного мистера Бьюи. Внезапно все разом погрузилось во тьму, глазок сигары остался гореть одиноким маячком.
– Хорошо, – после долгого молчания отозвался Риарт. – Я переговорю с президентом.
– Вот и славно, – откликнулся англичанин. – И еще одно дело. Совсем незначительное. Скажите, дон Луис, как вы относитесь к творчеству сэра Артура Конан Дойля?
Вопрос предсказуемо привел министра в недоумение. Бьюи засмеялся:
– Не обращайте внимания, я к слову. Что касается готовящегося похода, так сказать, в «затерянный мир», у меня к вам небольшая просьба: хотелось бы пристроить своего человечка. Поверьте, экспедицию мистер Фриман не обременит – за плечами моего протеже десять лет службы в Индии. Прекрасный специалист, надежный во всех отношениях компаньон. Не думаю, что здешняя сельва станет для него сюрпризом.
Луис Риарт вновь возблагодарил Бога за то, что темнота скрыла его растерянность. Правда, с не меньшей благодарностью он оценил и намек всеведущего мистера Бьюи: людей в собственном ведомстве следовало бы хорошенько перепроверить.
Военный министр поднялся, не забыв подхватить трость. Шляпа в знак уважения была приподнята над головой.
– Уповаю на благоразумие вашего президента, – напутствовал собеседника пребывающий в темноте мистер Бьюи.
– Не премину подробно проинформировать его о нашем разговоре, – ответил Риарт.
– Надеюсь, вы понимаете, дон Луис: в случае успеха моя благодарность вам не будет иметь границ, – мягко произнес представитель «Шелл Ойл». И, заметив, как вздрогнул партнер, поспешил добавить: – Недавно я открыл один любопытный закон, который, ко всему прочему, является прекрасным успокоительным средством. Суть его в том, что деньги – не помеха даже самому пламенному патриотизму. Поверьте, они могут совершенно мирно сосуществовать. Всего доброго, дон Луис!
– Всего доброго, мистер Бьюи.
Цикады в Асунсьоне просто осатанели.
«Вы готовы?»
Лишь мельком взглянув на ноги вестника, Александр Георгиевич фон Экштейн сразу понял, кто послал сего загорелого ангела. Индеец щеголял в башмаках. Доставленное им письмо содержало единственный вопрос, подвигнувший лейтенанта парагвайской армии быстро собраться и прикрыть за собой дверь съемной квартиры.
В случае надобности и в сельве, и тем более в городе мака и чимакоко передвигаются исключительно быстро, так что посланник Беляева задал весьма шустрый
Впрочем, на балтийском взморье Александр Георгиевич не задержался. Природная непоседливость довела экс-скаута до Пражского университета, попутно познакомив его с игрой, основанной на погоне за мячом и как-то незаметно мутировавшей в вирус, поставивший впоследствии мир на грань безумия. Четыре года он полировал штанами скамьи аудиторий, внимая лекциям не только местных господ профессоров, но и подавшихся в Чехословакию за сытным пайком берлинских академиков, помешанных на конечном торжестве германского духа. В свободное же время с удовольствием нес бремя форварда студенческой команды, не избегая воспетых Гашеком пражских пивных, и попадался в тенета, которые виртуозно раскидывали для таких, как он, олухов на площади Святого Вацлава улыбчивые чешские проститутки. С ничуть не меньшим задором он волочился за сокурсницами (многие из них отвечали взаимностью симпатичному спортсмену), слонялся туда-сюда по мостам через Влтаву и, будучи этническим немцем, с любопытством почитывал доставляемую в Прагу «Берлинер тагеблатт» [7] , одновременно интересуясь «Фёлькишер Беобахтер» [8] , и потихоньку, самым незаметным для себя образом пропитывался лукавым воздухом послевоенной европейской свободы, в котором, впрочем, уже погромыхивали первые громы и посверкивали первые молнии, предвещавшие новую грозу.
7
Berliner Tageblatt – ежедневная газета, выходившая в Берлине в 1872–1939 годах. Одна из двух наиболее важных немецких либеральных газет этого времени.
8
V"olkischer Beobachter – немецкая газета. С 1920 года печатный орган НСДАП. Газета издавалась сначала еженедельно, с 8 февраля 1923 года – ежедневно. Последний номер вышел 30 апреля 1945 года.
И все-таки из всех прочих цивилизационных соблазнов, включающих в себя привычку подражать кембриджским снобам-студентам, более всего был мил Александру Георгиевичу именно футбол: иначе в голову университетского выпускника просто не могла бы прийти идея осчастливить собой первый чемпионат мира по футболу, который спортивные бонзы из международного комитета засунули на самые задворки – в совершенно неведомый Европе Уругвай. И молодой Экштейн отправился на другой конец света. Дух воинственных предков, до поры до времени мирно почивавший в болельщике, восстал ото сна именно в тот момент, когда взгляд постояльца отеля «Лос-Анджелес» в Монтевидео наткнулся на статью в местной газете о крайней неподготовленности к войне парагвайских солдат. Не без волшебных способностей того духа через месяц Александр уже лицезрел берега Параны, а еще через две недели модное кепи болельщика трансформировалось в форменную фуражку. С тех пор его знакомство с сумасбродом, двенадцать раз побывавшим в самых удаленных уголках сельвы Чако и крайне нуждавшемся в способных гнуть подковы единомышленниках, стало лишь вопросом времени.