Мороженщик
Шрифт:
Эйхорд встал и пошел в туалет, но и там его ждало огорчение. Какой-то тип накарябал на стене матерное ругательство. У Джека просто зубы заныли. Конечно, теперь и следов этого подонка не сыщешь.
Моя руки, он смотрел в зеркало на свое стареющее лицо и с удивлением пытался понять, почему в игорном доме он чувствовал себя не в своей тарелке, причем это не была скованность человека, попавшего в непривычную обстановку. Так что же?
Когда он вернулся в дежурную комнату, мужики вдоволь насмеялись над собачьим шоу и выключили «ящик».
— Привет, — обратился один из детективов к Эйхорду, взяв в руки какую-то
Эйхорд улыбнулся в ответ.
— Я дам кое-кому характеристику, а ты назовешь нам его имя, идет?
— Идет.
Книга оказалась справочником по психиатрии.
— Слушай. Страдает ночным недержанием мочи, заиканием, хронический мастурбант, имеет член размером с большой палец руки, а также общее расстройство психики.
— Господи, это же толстый Дан!.. — заржала дежурка.
— Хватит валять дурака, — сказал Браун, снимая с крючка пиджак. — Есть адрес места происшествия.
Они поднялись со скрипучих стульев. Браун обрисовал ситуацию в общем виде, и пять человек заторопились на стоянку. Убиты двое. Огнестрельные раны.
— Нечего спешить и лезть из кожи, — прохрипел Дан. — Они не воскреснут.
На полдороге в Южный Бакхед выяснилось, что убиты не двое, а один человек, и, похоже, из пистолета.
— Есть тут хоть кто-нибудь? — жалобно простонал Дан, когда они приехали. Эйхорд сидел на заднем сиденье с Туни и Тукером.
Местом происшествия были железнодорожные пути, на которых обнаружили спальный мешок с кусками мертвого тела. Рядом оказался растерянный полицейский-новичок в старых жеваных голубых брюках, выданных муниципалитетом.
— Черт, извините. — Он был совсем ребенок. — Я не знаю...
— Ну, не знаете, так не знаете, — саркастически сказал один из копов, с отвращением отходя прочь.
— Гадость какая! Сплошное месиво!
— Не ругайся. Оно прекрасно выглядит.
— Это просто... Я видел все в крови... и я... — Парнишка совсем растерялся. Детективы Бакхеда безжалостно трунили над ним.
— Эй, парень, если ты собираешься упасть в обморок, сунь голову между ногами и глубоко дыши.
— Да, если ты чувствуешь, что падаешь в обморок, сунь голову между моими ногами и как следует пососи.
— Что произошло? — спросил Эйхорд у новичка, когда тот отошел от тела. Парни из «скорой помощи» поддерживали его.
— Я свалял дурака, — покраснел он. — Какой-то тип снизу примчался ко мне наверх и... и, черт, я не помню... А потом он сказал, что это был выстрел. Он решил, что кому-то не понравился человек, который приехал с ним. Черт, я даже не искал огнестрельных ран... Он сказал про пистолетный выстрел, и я увидел тело и кровь... кровь на всех стенах... и я...
— Давай-ка выйдем. — Эйхорд вывел парнишку на воздух. — Тебе еще понадобится свежая голова. В первый раз всегда мерзко, — успокаивал он смущенного полицейского. — В самом деле, похоже, что смерть наступила от револьверного выстрела, — продолжал он, заранее зная зловещее содержание мешка.
На обратном пути трое полицейских развлекали друг друга страшными историями. Эйхорд рассказал им про фотографии, которые ему показывали в Вегасе. Гомосексуалист убивал своих любовников. Снимал на неделю дом, а потом съезжал и избавлялся от тела. Пользовался ножами, цепями,
— Ты, старик, должен был сказать мне, что собираешься в Вегас, — заметил Тукер.
— Я не думал, что поеду, Монрой.
— Я изъездил этот город вдоль и поперек. Вегас — мой любимый город.
— Вот как?
— Когда я был в Вегасе в последний раз, у меня была там такая белая кошечка, закачаешься.
Кстати, я установил наконец эти штуки (как там ты их называешь?) в проеме окон.
— Прерыватели? — спросил Дан, но на его слова никто не обратил внимания.
— Манекен. — Тукер стукнул себя по голове. — Так что мне теперь с ними делать? Таскать за собой и усаживать в машину рядом? Ты же знаешь, у них парики и жопы, поэтому мне придется каждый раз останавливаться у светофоров, чтобы регулировщики не приставали. — Он потряс головой.
— Я никогда не делал ничего подобного.
— Гм-м, — произнес Эйхорд, — с улыбкой наблюдая за усилиями Дана. Молчание оказалось выше его сил. Он взглянул на партнера и сказал: — Если ты возьмешь в машину манекен, значит, в ней будут сидеть два чучела.
Северный Бакхед
Только в этом неприкосновенном святилище его раздражительность, горечь, ненависть и страх испарялись. Мщение, горячее и сладостное, освободит его душу от последствий воздействия ужасных лет неподвижности. Он сумеет привести в исполнение наказание, суровое и жестокое, осуществить неизбежное возмездие, и этим избавит свою душу от дьявола, а очистившись, воскреснет заново.
Наслаждаясь простором не загроможденной мебелью комнаты, в которой так приятно уединяться, он ощущал, как с каждой минутой внутри него растет сила. Скоро он выйдет отсюда в сгущающийся, тяжелый сумрак в упоении своей неуязвимости.
Он пристально смотрит на свою любимую картину в стиле деко. Полутьма в нише, где она так уютно висит, и золотистая рама подчеркивают ее прелесть. Тишину комнаты нарушает только его дыхание. Насмотревшись на бесценное полотно, он встает и медленно, скользящими шагами выходит из комнаты, подволакивая одну ногу. Его походка необычна, как и он сам, всесильный, беспощадный, подчиняющий себе все жизненные обстоятельства. Кажется, что это приветливое лицо и доброжелательная улыбка, вызывающая доверие, принадлежат другому человеку.
Внутренним взором он видел себя трехметровым великаном, бесстрашным, неумолимым, посвященным в средневековые тайные знания. Хотя наяву он вызывал силы тьмы замечательно просто: не требовалось никаких заклинаний, амулетов или книг по черной магии. Он просто поступал в его распоряжение... вот только потом, когда свершится возмездие над подонками общества, уйдет ли дьявол из души?
В машине, предназначенной для подобных случаев, он отправился к южной окраине Бакхеда. По старому приемничку ансамбль, давно вышедший из моды, исполнял свою обычную программу. Удивительная музыка. В его представлении она воплощает декаданс в чувствах. Звучание духовых инструментов оркестра завораживает и успокаивает; ансамбль давно ушедших музыкантов с маэстро во фраке переносит его в первую половину столетия своими пассажами и синкопами. Ники любит подтрунивать над ним за его музыкальные пристрастия.