Морпех. Русский Уругвай
Шрифт:
Бочком миновав площадь и проехав еще с сотню метров, ведомые Василием мы завернули в распахнутые двумя привратниками кованые ворота. По аллее, обсаженной цветущими деревьями, добрались до широких каменных ступеней дворца губернатора (или генерал-капитана?) дона Адолфо Керро Санчес Гомес де Агилар, гранда. Спешились. Конюхи быстро увели скакунов. Да, это не Русь, где заехать на коне во двор любого боярина считалось страшным оскорблением его чести! А у испанцев это принято. Хозяин на крыльцо вышел и по ступенькам спускается, честь гостям оказывает, вернее, одному – князю. А остальным так, за компанию, если уж с уважаемым человеком рядом оказались.
Пока князь с грандом обменивались приветствиями, я рассматривал дона Адолфо. Время не пощадило некогда благородное лицо, оставив на нем глубокую
– Дорогой герцог! – скрипучий голос гранда отвлек меня от созерцания пока еще живых мощей. – Прошу в мой дом! Благородный дон Илья, я много о тебе слышал от герцога, прошу, проходи!
Я коротко поклонился и шагнул следом за князем в зал. Что ожидал увидеть, то и увидел. Итак: просторный зал с мозаичным каменным полом и колоннами вдоль стен заканчивается широкой каменной лестницей с площадкой, от которой вправо и влево отходят полукруглые лестничные марши, превращающиеся на втором этаже в замкнутую по периметру галерею – балкон. Над лестничной площадкой на стене закреплено большое черное распятие с вырезанным из какого-то белого материала Христом. Солнечный свет проникал через широкое витражное окно в фасадной стене галереи и, падая на распятие, своими цветными пятнами создавая красочный ореол вокруг фигуры Спасителя. С потолка на массивной цепи свешивается громадная люстра со свечами.
По лестнице мы не пошли, а свернули направо и через распахнутые слугами двери попали в кабинет гранда. Посередине его стоял массивный стол в окружении деревянных стульев с высокими спинками. С торцов стола величественно возвышались два резных кресла на гнутых ножках в виде львиных лап. На сиденьях кресел и стульев лежали бархатные подушки. Князь и гранд расположились в креслах. Василий сел справа от князя, я – слева. Маркел остался за дверью кабинета. Холоп, что поделаешь. Его место со слугами. Гранд приказал подать вина. Дальше последовал ничего не значащий треп о здоровье родных, о погоде, текущих делах (без углубленного рассмотрения вопроса) и тому подобное. Наконец князь решил перейти к главному вопросу. Василий тут же поднялся и попросил позволения удалиться. Его присутствие на данном этапе переговоров не обязательно: старшие решают, а младшие подчиняются! Я тоже воспользовался возможностью улизнуть. Поклонившись, мы удалились.
Вышли в парк, окунувшись в парфюмерный воздух зацветающей флоры. В ветвях деревьев шебуршились птицы, обустраивая жилплощадь для вывода детишек. Квартирный вопрос и для птиц весьма актуален – время от времени мирное строительство прерывалось шумом схваток, хлопаньем крыльев и громкими птичьими голосами. Но княжич, со счастливой улыбкой на лице, не обращал на птичьи свары никакого внимания. Он говорил о своей невесте! Что поделаешь, он нашел свободные уши и принялся щедро делиться своим счастьем. Я узнал, что его любовь зовут Каталина де Гомес-и-Гонсалес, она единственная дочь погибшего в прошлом году дона Дэзи де Гомеса-и-Ортега, командира конных кирасир, должность которого теперь занимает он, Василий. В Каталину, Катеньку, он влюбился давно, когда та была еще угловатым ребенком. Она его тоже полюбила, и вот теперь, когда срок траура закончился, они решили пожениться. Семья де Гомес небогата, но не в этом счастье… И так далее.
Мы медленно шли по выложенной цветной плиткой дорожке. Василий делился со мной сокровенным, а я, слушая в пол-уха и время от времени издавая маловразумительные, но показывающие мою заинтересованность и поощряющие к дальнейшему словоизвержению, звуки. Осторожно просканировал мозг юноши и убедился, что любит он искренне. Выудил образ
Так, вроде бы беседуя, мы с Василием бродили по саду, пока нас не нашел слуга с приглашением толи на поздний обед, толи на ранний ужин. Выговорившийся княжич взял меня под руку – испанская привычка показывать таким образом тесную дружбу. Так, под ручку, мы и появились в зале для приема пищи. Едва не сказал «в столовой». Там нас ждал накрытый стол и улыбающиеся князь и гранд. Договорились. А кто бы сомневался!
После непродолжительного обеда князь, позвав меня и сына и объяснив гранду причину необходимости отлучиться, пошел проведать своего старого дядьку Микулу. Его небольшая комната находилась в крыле дома, предназначенном для слуг. Обстановка спартанская: у окна небольшой столик, на нем свеча в фигурном канделябре и раскрытая книга, похожая на библию. Рядом два стула. Окно наполовину прикрыто легкой шторой. В углу стоит сундук. На стене, на ковре, дядькино оружие – пояс с саблей в простых ножнах, косарь и два кремневых пистолета. В красном углу – икона с маленькой лампадкой. На узкой кровати лежал больной. Князь шагнул к нему:
– Как же так, Микула? Зачем болеть надумал? Нам с тобой еще Василия женить надо да детей его понянчить. И в Новороссийске дел для тебя полно.
– Здрав буди, княже, – тихим голосом промолвил седой как лунь старик, чуть приподнявшись с подушек. – Извиняй, что встать перед тобой не могу. Ноги не держат.
– Лежи, родной, лежи! Что у тебя болит-то? Что лекарь сказал?
– Слаб я стал, саблю удержать не могу, на коня едва забираюсь и еду только шагом. Не болен я, просто постарел. Я ведь тебя, княже, годков на тридцать старше, а и ты уже не юноша. Пора моя подходит к Богу на доклад идти. Об одном жалею, что не в бою смерть приму, как воин, а на кровати под одеялом.
– Нет, Микула, – твердым голосом произнес князь. – Рано о смерти заговорил! Не все еще ты в этой жизни сделал. Познакомься с воеводой моим, Ильёй Воиновым. Боец знатный, умный да удачливый. Говорил я тебе уже о нем. Он не только воин умелый, но ещё и врачеватель знатный. Его сам Господь после смерти лютой воскресил, крест животворящий на шею повесил и наделил способностью людям здоровье поправлять, раны заживлять. Мы с сыном будем молитвы читать, а он тебя лечить.
Я шагнул к кровати. Взгляд блеклых старческих глаз мне просто душу перевернул! Они говорили: «Если можешь, то дай мне сил дожить до смерти воина, а не старца немощного!»
Так же взглядом я ответил: «Ты воин и получишь то, о чем просишь». Потом откинул одеяло, разорвал исподнюю рубаху, обнажив все еще могучий торс старика. Вытащил из-за пазухи свой нательный крест с зеленым камнем и склонился над дядькой. Крест улегся ему на грудь, а мои ладони крепко схватились за его плечи. Князь с сыном начали молитву. Зеленое свечение окутало меня и Микулу. Сначала я слышал только ровный и сильный стук своего сердца и слабое неровное биение сердца старого воина. Но через некоторое время, через несколько молитвенных фраз я почувствовал стук еще одного, а потом и еще одного. Три сильных сердца бились синхронно, передавая свою силу четвертому. Им в унисон пульсировало зеленое свечение, становясь все ярче и ярче. Я чувствовал, как энергия струится через меня к кресту, а оттуда, через камень, в тело старого воина. Заставляя его сердце подстраиваться под общий ритм, помогая уставшему органу взбодриться. Молитва, подарок Господа и наша жизненная сила, которой мы трое щедро поделились с Микулой, вынудили болезнь, именуемую старостью, отступить. Надолго-ли, не знаю, но результаты нашего труда были видны сразу и всем: на лице заметно разгладились морщины, волосы из кипенно-белых стали серыми, как серебро.