Морская невеста

Хамм Эмма

Связав себя с ним, она дала себе такую же судьбу. Она состарится, устанет и будет ощущать такой голод, от которого все тело болело.

Усталость от борьбы с тяжелым мешком золота посылала ток от ее живота до макушки. Не думая, она схватила ближайшую рыбу и впилась в нежную плоть на боку зубами. Рыба тут же перестала извиваться от такой атаки.

Она не могла перестать есть, пока не остались только кости. Только тогда она поняла, что убила рыбу.

Когда-то она встретит существо, что сможет убить ее. Будь то банши, воющая в ночи,

или сама Морриган, или беспечный человек. И однажды она угаснет.

— Нет души? — прошептала она в полумраке океана.

У нее не было души? Она ощущала себя как человек, так было всегда, значит, там что-то было? Она была фейри, которая могла любить. Это должно было считаться перед богом людей.

Еда придала ей сил, она устремилась к поверхности. Парус впивался в плечо, оставляя красные следы, которые будут заживать днями. Сирши стиснула зубы и искала лодочку Мануса.

Она была почти там же, где и до этого, чуть подвинулась от волн и потоков. Силуэт был темным, как тени на глубине, но наполненным жизнью, которую она видела сквозь дерево.

Он склонился над краем, сильные ладони сжимали борт, он пытался увидеть ее в воде.

И все встало на места. Ее страхи отступили от такой сильной любви, что она обожгла ее легкие, жабры широко раскрылись.

Это того стоило — потерять бессмертие, ощущать страх грядущего. Это того стоило, ведь она знала, что он существовал, ощущала эту яркую и чистую любовь.

Воздух целовал ее щеки, она всплыла, свет солнца плясал на ее лбу. Сирша выдохнула, закрывая жабры на шее. Она охнула, подняла руку, закинула ее на край лодки.

— Манус, — позвала она. — Прошу, забери это.

— Сирша?

Любимый склонился к ней, глядя на нее с непонятным выражением лица.

— Тяжелое, — она подняла плечо, показывая самодельный мешок. — Бери. Думаю, я взяла достаточно.

Он поднял мешок, сунул в центр лодки и склонился к Сирше.

— Иди сюда, — пробормотал он. — Я тебя держу.

Манус сунул ладони под ее руки и легко вытащил ее в лодку. Его бицепсы двигались, солнце блестело на карамельной коже. Но тепло в его глазах заставило ее вздохнуть от счастья.

— Постой? — сказала она. — Подержи меня над краем, пожалуйста.

— Зачем?

— Мой хвост сползет, и нам не нужно это в лодке, — слизь была неприятной. Она не знала, удастся ли оттереть ее от досок.

— Ах, — пробубнил он.

Его руки подняли ее, и она прильнула к его груди. Он прижался подбородком к ее плечу, пока они смотрели на восход солнца.

— Манус? — позвала она.

— Что такое, моя жемчужина?

— Я рада, что я тут.

Он не спросил, было ли опасно под волнами. Он явно ощущал ее дрожь, видел страх в ее взгляде, понимал, что она не хотела озвучивать ужасы. Но он держал ее, прижимая к сердцу.

— И я рад.

— И однажды… — она глубоко вдохнула. — Когда мы постареем и устанем, я буду вспоминать этот миг, зная, что поступила правильно, выбрав тебя.

Он сжал

ее талию, выражая мало эмоций словами. Но он понимал ее. Она была в этом уверена.

— Хорошо, — сказал его баритон ей на ухо. — Потому что ты будешь для меня королевой.

* * *

— Так где мы? — спросила Сирша.

Она смотрела на большое здание, стараясь не бояться горгулий у входа. Каменные ступени ощущались странно под босыми ногами. Манус говорил, что ей нужна обувь, но никто все равно не видел ее ноги. Платье, которое он надел на нее этим утром, доставало до земли. Разве кто-то станет заглядывать под ее платье, чтобы проверить?

Он ворчал, но не стал ей мешать ходить босиком.

— Это поместье О’Салливанов. Это старая семья, они жили тут веками.

— И что мы у них попросим?

— Он управляет банком. Они смогут помочь нам сохранить эти богатства.

— Да? — Сирша посмотрела на Мануса. Она ощущала, что он нервничал. — Ты не кажешься таким уверенным, как мог бы быть.

— О’Салливан не очень-то меня жалует.

— Почему?

Щеки Мануса покраснели.

— Я спал с его женой.

— Не вижу во сне проблемы, — от его выражения лица она кивнула. — А. В этом смысле.

— Многие мужчины не любят, когда другие так близко знают их жен.

— Тебе понравилось бы, если бы другой мужчина так меня знал?

Он застыл с ладонью у двери. Он опустил брови, выпрямил спину, напряжение разошлось от его спины к плечам. Сирша смотрела, как его поднятая ладонь стала кулаком, костяшки побелели.

— Я убью любого, кто так тебя коснется.

— Думаешь, и он такое ощущает? — она источала невинность, глядя на него большими темными глазами.

Сирша знала, что делала. Манус плохо думал о людях при встрече. Он бывал жесток порой, осуждал себя. Она смягчала его словами или состраданием.

Манус покачал головой.

— Вряд ли он может убить. Это замарает его руки, а он слишком нежен для такого.

Он постучал в дверь три раза и отступил на пару шагов.

Сирша не знала, почему Манус так нервничал. Его пальцы стучали по штанинам, и он ощущал себя неловко в тесном черном костюме, который едва налез на него. Ее желтое платье было тесным на талии, мешало дышать. Но почему-то он настоял, что нужно так одеться.

В этом не было смысла. Зачем носить одежду, которая не нравится? Почему им не могло быть удобно, как всем?

Но так жили люди, и ей нужно было научиться и этому.

Дверь приоткрылась, появилось хмурое лицо. Мужчина смотрел на них пару секунд и стал закрывать дверь.

Манус прыгнул и сунул ногу, чтобы помешать.

— Я тут к О’Салливану.

— Господин не принимает посетителей.

— Он поговорит со мной.

— Не думаю, сэр. У вас назначено?

Рыча, Манус прижал плечо к двери и толкнул. Сирша слышала, как мужчина отпрянул, ударился обо что-то твердое и выругался.

— Вы не имеете право проходить в этот дом силой…