Морская служба как форма мужской жизни

Илин Ф.

И с тех пор уже Сэма никто не мог заманить под воду никакими коврижками! Скоро корабль снова вышел в море и встал в точку дозора. Про свою обиду, при всей доброте характера, Волынский не забыл. Но…

Но… командир, оно понятное дело, лицо неприкосновенное и святое. А помощник должен блюсти авторитет своего кэпа! Но кто говорит о лице? И других деталей у командира хватает! А если его авторитет – настоящий, то его черта с два уронишь! Кажется, так?

Если мы очень хотим сделать не очень красивое, с точки зрения морали, дело, мы всегда сможем подогнать

под его мотив благородную базу! Разве – нет?

Во время стоянки на якоре, по обычаю занимались рыбалкой. Это и времяпровождение и кое-какое разнообразие камбузного меню. А Семену попался на «дуролов» здоровенный краб. Бывает! Когда его занесли и бросили в офицерский коридор, размах его лап вполне соответствовал его ширине. И видок у него был устрашающий! Он шевелил своими клешнями, перебирал шипастыми лапами, таращил глаза на усиках и вообще…

– Ага! – сказал сам себе Сэм – я знаю что с ним делать! Я как-то говорил о холодном блюде? Так холоднее некуда!

К вечеру тральщик должен был сняться с якоря и зайти в базу для пополнения запасов. Командир корабля надеялся выклянчить у комдива сход домой к молодой жене, хоть на пару часов. А посему, он приказал командиру БЧ-5 запустить вспомогательный котел и подать пар в офицерский душ на полчаса.

– А остальные офицеры и мичмана будут мыться в базе! – громогласно объявил он и пошел в душ, завернувшись в простыню и размахивая, словно полководец – жезлом, пропиленовой мочалкой модельно-фигурной вязки. Плетение мочалок из обрывков пропиленового троса – это тоже был способ полезного убийства времени. Даже конкурсы на лучшую мочалку проводились. Но это уже во время длительных боевых служб в море и автономок. Этим искусством владели многие «рукастые» мичмана и офицеры, и матросы.

Офицерский душ на тральщике был крошечный, с квадратный метр. Александрович включил свет, повесил простыню на крючок, включил воду и стал регулировать температуру.

Вдруг, прямо под ногами он почувствовал что-то холодное, жесткое и колючее. И это отчаянно шевелилось! А пар уже заполнил маленькую кабинку, и что-то рассмотреть было трудно. Александрович присел, присмотрелся и увидел… огромного, со средний тазик (на флоте его называют «обрез») таракана-мутанта! Размахивая клешнями, он нагло лез на него из-под деревянной полки.

Командир заорал, как укушенный зулус, вылетел в коридор в естественном виде, сорвал с ближайшего аварийного щита какой-то инструмент и кинулся в бой, размахивая им, как копьем. Выкрикивая боевые девизы на чистом командирско-матерном наречии он быстро мобилизовал пол-экипажа.

Бедный краб пал в сражении! Штурман отнес его на камбуз и там его сварили и принесли в кают-компанию к вечернему чаю.

Александрович успокаивал свою нервную систему, сидя в каюте. Говорил, что пил исключительно валерьянку, но Сэм в это лекарство не верил.

Александрович закрылся в каюте и, вернувшись в Полюсный, на сход не пошел. Он сидел у себя, как в скальном замке, до глубокой-глубокой ночи листал какие-то учебники. Командир так и не нашел

того, кто перенес бедного краба в душ. Это мог сделать любой – времени для этого совсем не требовалось. Он долго дулся на офицеров.

Только механик как-то сказал Сэму, что месть – это производное от гордыни. Но Волынский никогда набожным не был, и почему-то был уверен, что уж этот-то грешок ему простится. Не такая уже и гордыня, подумаешь!

Стих четвертый

Сэм и исторические раритеты

Тральщик шел на восток, зарываясь форштевнем в набегающие волны, кивая каждой из них своей рубленной надстройкой. Командир и Волынский вглядывались в горизонт, пытаясь разглядеть там предмет, хоть издали похожий на плавающую мину. Молодой, но знающий штурман Серик Мурзин старательно выводил корабль в точку, где рыболовный траулер обнаружил «предмет темно-синего цвета, похожий на плавающую мину». Перепуганные рыбаки там даже обрывки минрепа разглядели!

Серик сверяясь со своими таблицами, прикидывал и вероятный угол сноса, "плавающего предмета", и упреждающий курс в вероятную точку встречи.

– Пожуем – увидим! – спокойно сказал Александрович, разглядывая море.

Но, кроме волн, переливающихся на солнце, ничего видно не было.

Командир даже объявил награду сигнальщикам, которые первыми обнаружат мину. Ни Сэм, ни сам командир в мину не верили, хотя и хотелось. Все-таки – «мужские игры на свежем воздухе», а офицеры были молоды и, представьте себе, любили свое дело! А вдруг? И хотелось сделать свое дело красиво! Чтобы и запомнилось, и похвастать было можно, не превирая! Ну, почти!

И вот, наконец, сигнальщик издал радостный вопль и заорал: – Пеленг 70, плавающий предмет!

Все шарахнулись на левый борт.

– Помощник! Боевая тревога! Кормовую артустановку к стрельбе по плавающей мине изготовить!

Мину, сорванную с якоря в каких-то неведомых просторах моря положено было расстрелять из артустановки. Если это мина, конечно.

Подошли поближе, рассматривая предмет в бинокли и в визир «Тромбона». Естественно, это была не мина! Который уж раз рыбаки «тренировали» миннотральные корабли плавающими бочками.

Вдоль побережья Баренцева и других северных морей, на больших и малых островах было много маяков, постов, разных метеостанций, воинских частей и научных станций, типа орнитологических. И все они получали топливо и масло в больших двухсотлитровых бочках. Пустая металлическая тара накапливались, сваливалась кучами на берегу. Вывозить их на материк – себе дороже! А шторма у нас, особенно зимой, бывают еще те!

Бешенные волны бросаются на берег, забегая в глубь побережья, на песчаные отмели и утаскивают за собой, все что попадется. Вы не поверите – даже приличные камни и тяжеленые ржавые остовы старых судов, казавшихся вечными в этих пустынных местах. И, в том числе, и бочки, которые потом бродяжничают по волнам годами, пока их вновь не выбросит куда-то на осушку, или не засунет ее меж острых камней, не разобьет об камни.