Морская война на Адриатическом море 1914-1918

Томази А.

Вечером 2 ноября миноносцы, имея уголь только на один день, а также линейные корабли, пошли к югу; 3 ноября утром они миновали Каттаро, в то время как 2-я легкая бригада наблюдала за проливами Меледы, а 1-я — за подходами к Бюдюа и Антивари, не встретив ничего, кроме дрейфующих мин. После полудня Waldeck-Rousseau и Jules-Ferry подверглись атакам подводной лодки, торпеды которой не попали. В следующую ночь флот вышел из Адриатического моря.

Главнокомандующий в полной мере сознавал опасности, с которыми были связаны для его кораблей такого рода походы в непосредственной близости от неприятельских баз, считая все же необходимым эскортировать значительными силами суда, которые правительство посылало в Антивари, потому что его не оставляла надежда этим путем заставить австрийский флот выйти в море. «Однако, — писал он 4 ноября, — если мы будем продолжать походы, нужно быть готовыми к тому, чтобы рано или поздно заплатить дорогой ценой за постоянное появление наших кораблей в прибрежном районе, в котором расположены основные базы неприятельского

флота … Можно, не преувеличивая, сказать, что это действительно неожиданная удача, если мы до настоящего времени не имели тяжелых последствий, и я снова настаиваю перед вами, чтобы эти походы были, если не прекращены, что мне представляется в настоящее время слишком трудным, учитывая наличие в Черногории нашего многочисленного личного состава, то по крайней мере сведены к минимуму».*

Крейсерство в Отрантском проливе, само по себе, подвергало наши корабли значительному риску, и только благодаря пассивности противника мы имели возможность его продолжать, не имея потерь. Подводная лодка, пришедшая из Каттаро, могла бы легко атаковать: наши корабли, не имевшие противолодочного прикрытия, и этого тем более можно было опасаться, что австрийцы начали вводить в строй подводные лодки, обладавшие значительным радиусом действия. Ночью и днем линейные корабли крейсировали экономическим ходом к западу от Корфу или Паксоса, останавливаясь только два раза в неделю для приемки угля: адмирал требовал, чтобы каждый в любую минуту имел угольные ямы заполненными не менее, чем на две трети. Крейсера держались каждый в определенном секторе, между линиями. Фано — Леука и Линьетта — Отранто, останавливая время от времени какой-либо нейтральный пароход, который имел военную контрабанду или же немецких или австрийских запасных. Они отыскивали перед Медуа и Валоной турецких агитаторов, о которых имелись сведения, что они направляются в Албанию с целью поднять ее население на борьбу с нами. Правда, нельзя было не признать, что крейсера были достаточно многочисленны для ведения такого рода наблюдений, но адмирал беспрестанно требовал новых; однако, если ему послали в подкрепление Pothuau, а затем Latouche-Treviile, то с тем, чтобы их у него отобрать по истечении нескольких дней. В начале ноября морской министр потребовал от адмирала три его лучших броненосных крейсера, чтобы использовать их для поисков эскадры фон Шпее, и главнокомандующий был вынужден предоставить ему выбор между этим назначением и поддержанием блокады Адриатики. Что касается до миноносцев, основной задачей которых сделалось эскортирование больших кораблей, для предохранения их от атак подводных лодок, то их никогда не хватало. Из шести дивизионов, которыми располагал флот, 3-й был у него отобран для выполнения различного рода заданий на Средиземном море и оставался в откомандировании в течение трех месяцев; когда начались военные действия против Турции (6 ноября), 5-й дивизион отправился на усиление эскадры в Дарданеллах, вместе с подводными лодками Faraday, Circe и Le Verrier. Даже при походах в Адриатическое море флот редко имел при себе более дюжины миноносцев; полное отсутствие базового обслуживания еще более затрудняло должное их использование. «Их использование при флоте является возможным только при особо благоприятной погоде, — пишет адмирал, — под страхом, что эти малые корабли быстро выйдут из строя. Мы можем облегчить сохранение их в строю, только щадя их, насколько это представляется возможным». А плохое время года, которое сопровождалось частыми штормами — «борой», столь же внезапными, сколь жестокими, сделало бы их службу еще более тяжелой и изматывающей.

Участь подводных лодок была не лучше; они еще больше страдали в условиях блокадной службы. Foudre, предназначенный для их снабжении и обеспечения текущим ремонтом, был плохо оборудован для этой цели; лодки были вынуждены часто проводить время на Мальте. Однако, несмотря на отдаленность этой базы, они уходили блокировать вход в Каттаро всякий раз, когда условия обстановки это позволяли: в среднем, один день из трех. Они многократно проникали даже на внутренний рейд: Fresnel, Ampere, Monge выпустили там торпеды по находившимся на ходу миноносцам и подверглись огню фортов береговой обороны; Bernoulli уже имела там стычку с неприятельской подводной лодкой.

Встревоженные австрийцы начали преграждать фарватеры посредством бонов и сетей. Cugnot (лейтенант Дюбуа) проникла тем не менее в Каттаро до глубины бухты Топла. В то время когда лодка, задержанная заграждением, маневрировала с целью освобождения, две торпеды, выпущенные батареей, установленной на суше, прошли всего в двух метрах от ее форштевня. Она все же продолжала свою разведку и только убедившись, что на рейде нет больших кораблей, вышла из неприятельской базы, преследуемая тремя миноносцами, открывавшими огонь по ее перископу при каждом его появлении. «Если противник не пострадал в результате операции материально, — писал главнокомандующий, — он несомненно находился под впечатлением этой спокойной отваги».

* * *

В ноябре флот наладил свою службу, несмотря на весьма трудные условия, в которые он был поставлен. Его снабжение оставляло еще желать лучшего, и поэтому адмирал вел затяжные переговоры с итальянцами, предлагавшими обеспечивать его более регулярным образом. Однако, в открытом море, вблизи Ионических островов, служба протекала так же, как она протекала в условиях мирного времени у берегов Прованса. Возобновилось прохождение учебно-боевой подготовки, которая занимала все время кроме необходимого для угольных

погрузок; было намерение провести учебные стрельбы (последние происходили в июне), и адмирал затребовал из Тулона присылки учебных боеприпасов. Благожелательный нейтралитет Греции позволял линейным кораблям время от времени становиться на якорь под защитой островов, а Marceau устроиться в Платали, в глубине острова Вати, чтобы явиться снабжающей и ремонтной базой для подводных лодок и миноносцев. Даже походы в Адриатическое море приобрели постепенно характер почти регулярной службы. Так, например, весь флот в полном составе эскортировал с 21 по 22 ноября грузовой пароход Voltaire, который доставил в Антивари продовольствие и одежду для Черногории. Он провел ночь в открытом море вблизи Каттаро, вследствие оказавшегося не заслуживающим доверия сообщения, что он может рассчитывать встретить там австрийские корабли, и возвратился без происшествий.

Этот поход он использовал, чтобы доставить обратно авиационную миссию, высаженную в Антивари за месяц до этого. Попытка использования авиации и на этот раз не увенчалась успехом. Австрийцы начали применять бронированные и вооруженные пулеметами истребители, с которыми бессильны были бороться менее быстроходные и лишенные какого бы то ни было вооружения наши гидросамолеты. Кроме того они производили бомбардировки Антивари как с моря, так и с воздуха. Наши гидросамолеты перелетели на Скутарийское озеро, однако один из них разбился при посадке на воду. Черногорцы относились враждебно к бомбардировкам Каттаро, потому что опасались репрессий. Наблюдение за действиями неприятельских кораблей было так же возможно с горы Ловчен, как и с воздуха, и притом с меньшим риском. Лейтенант де л'Ескелль, командированный главнокомандующим, установил, что удержание Антивари является невозможным, что озеро Скутари не подходит для какого бы то ни было военного использования и что, вообще, «бесполезно продолжать опыт, заранее обреченный на неуспех». Отделение мичмана Цинтрэ эвакуировалось, присоединившись на Foudre к эскадрилье, которую последний погрузил в Бизерте и которую морской министр послал в Порт-Саид, где она сослужила впоследствии исключительно блестящую службу.

Новая эвакуация, на этот раз отряда Греллье, вызвала необходимость следующего похода флота в Адриатическое море. С 7 на 8 декабря пароход Numidie доставил в то же время зерно для черногорцев. На этот раз линейные корабли не дошли до Антивари, а остались немного севернее Отрантского пролива. Главнокомандующий стремился возможно больше сократить риск такого рода походов, от которых, что было совершение очевидным, не приходилось ожидать никаких чисто военных результатов. Он торопил переговоры, которые должны были обеспечить снабжение королевства при посредстве нейтральных судов. «Я надеюсь, что они закончатся успехом, — пишет он 13 декабря. — В противном случае я окажусь вынужденным, силою обстоятельств, возобновить, несмотря на все, эти конвои на Антивари, которые отвлекают флот от его основной задачи крейсерства и блокады».

Перед Каттаро подводные лодки продолжали безрезультатно, несмотря на великолепное упорство, нести свою службу. Под влиянием настойчивых просьб командиров, адмирал разрешил попытку форсирования входа в Пола. Эта операция, более отдаленная и в то же время более рискованная, но неожиданная для противника, имела шансы на успех. 16 декабря Curie под командой лейтенанта O'Бирна вышла из Платали на буксире Jules-Michelet, который отвел ее на север от острова Пелагоза. Она провела день 18 декабря вблизи Пола, осматривая окрестные бухты, и пересекла, не зная об этом, австрийские минные заграждения. 19 декабря лодка произвела разведку бонового заграждения, устроенного поперек прохода, и 20 декабря днем, в начале первого часа, достигла входа на рейд на глубине около 20 метров. Внезапно послышалось трение цепей и тросов о корпус; затем шум прекратился, и командир, считая, что препятствие осталось позади, приказал подняться на нормальную глубину. В этот момент перископ согнулся вследствие удара о второе заграждение, и лодка запуталась кормовой частью.

O'Бирн испробовал все маневры, которые могли освободить корабль: перемещение грузов, передний и задний ход, резкие изменения глубины и дифферента, но ничто не помогало. Стальные тросы намотались на винты, последние после этого стали вращаться только с большим трудом, электрические моторы нагрелись, воздух стал делаться непригодным для дыхания, корабельная собака задохнулась, люди работали с трудом. В 16 ч. 20 мин. во время последней попытки Curie наклонилась на 30°, жидкость аккумуляторов стала выливаться, нос лодки вышел из воды. Командир решил снова опуститься на дно, чтобы уничтожить секретные документы, а затем спасать личный состав.

Как только подводная лодка, о присутствии которой под водой в течение двух часов давали знать водовороты, снова появилась на поверхности воды, она подверглась жестокому артиллерийскому обстрелу с миноносцев; один снаряд пробил рубку, другой попал в корпус. Открыв систему затопления балластных цистерн, чтобы затопить корабль, люди в величайшем порядке стали подниматься на палубу и бросаться в воду. O'Бирн пытался остаться на борту корабля, но один из квартирмейстеров увлек его с собой. Помощник командира лейтенант Шелли и квартирмейстер де Бон были убиты, командир и несколько человек команды ранены. Стрельба прекратилась лишь после исчезновения Curie. Уцелевшие из состава экипажа люди были доставлены на линейные корабли, где австрийцами было выражено удивление столь героической попыткой. Если бы она была предпринята в начале войны, когда заграждение входов в Пола было еще в зачаточном состоянии, можно было бы ожидать значительного успеха.