Морская война
Шрифт:
Слабость ветра принудила адмирала стать на якорь близ Дюноза, а на следующий день эскадра его была усилена тремя голландскими и двумя английскими кораблями. С рассветом 25-го Торрингтон снялся с якоря с 55 судами, при легком норд-осте, с намерением принудить французов к сражению, если это окажется возможным, но спустился такой густой туман, что он опять стал на SW якорь. Однако, лишь только ветер переменился на SW, как прояснилось, и тогда он увидел французский флот к SW, в расстоянии около двенадцати миль, лежащим к линии, на правом галсе, т.е. на WNW. Торрингтон снялся с якоря и, составив из своих судов линию, лег на SSO правым галсом; французы оказались, таким образом, на ветре – в обстоятельствах, вполне благоприятных для сражения, завязать которое их, без сомнения, оправдывало, если не настоятельно побуждало, значительное превосходство в силе. Мне нет необходимости входить в подробности об относительных движениях флота, и я скажу только, что французы могли добиться сражения в этот день (25 июня) и не добились его [32] . Но в то же время лорд Торрингтон подошел достаточно близко к французскому флоту, чтобы видеть собственными глазами его силу и даже сосчитать с большой точностью число его кораблей.
32
Иногда ничто не может быть затруднительнее, чем выяснить из описаний историков, что в действительности флоты делали. В рассматриваемом случае Ледиард и Энтик следовали Бэрчетту, не замечая, что собственные сообщения Торрингтона не согласуются с ними. Беркли всему делу посвящает только один параграф. Автор мемуаров лорда Торрингтона, напечатанных теперь Камденским обществом и изданных профессором Лаутоном, ясно утверждает, что когда Торрингтон (Герберт) увидел французский флот, то последний был под ветром у него, и тогда, построив свои суда в линию баталии, он устремился на неприятеля. Но это не согласно ни с ветром, какой назван лордом Торрингтоном в его письме, ни с описанными им самим движениями его флота. Спикер Онслоу в своей заметке о «Burnett's History of his own Times» говорит, как думают, об этих мемуарах, – что они дают лучшее описание сражения при Бичи-Хед, какое только он видел.
«Необъяснимо, почему французы избегали нас; хотя многие из их кораблей были разбросаны под ветром, но у них была все-таки слишком достаточная концентрированная сила, чтобы задать нам серьезную работу. Я признаюсь, что мое первое намерение атаковать их было мало извинительной опрометчивостью, ибо хотя я считал, что они сильнее нас, но я не подумал об этом в требуемой мере. Я увидел по их поведению, что несмотря на их силу, они действуют с некоторой осторожностью и, кажется, желают, чтобы к преимуществу в силе присоединилось еще преимущество положения относительно ветра. Их большая сила и осторожность внушили мне более зрелые мысли и заставили меня от всего сердца благодарить бога за то, что вчера они отклонили сражение. И, право, я не буду считать себя несчастным, если мне удастся освободиться от них без сражения, если только оно не может состояться при условиях, более равных, чем теперь. Я нахожу, что не я один держусь такого мнения, так как военный совет, собранный мной сегодня утром, единогласно высказался за то, что мы должны всеми силами избегать сражения с ними, особенно, если они будут на ветре у нас и ретироваться, если иным путем нельзя достигнуть упомянутой цели, даже Ганфлита – единственного места, в котором мы можем с некоторым проблеском надежды на успех держаться против них в условиях, в каких находимся теперь [33] . Теперь мы прекрасно видим их флот, который состоит почти, если не точно, из 80 кораблей, способных составить линию баталии, и 30 брандеров – сила, которая не дает мне надежды на успех в случае сражения, и в действительности не только угрожает опасностью нашему флоту, но также и грозит спокойствию нашей страны, ибо, если мы будем разбиты, то французы сделаются абсолютными хозяевами моря, будут иметь большую свободу наделать много вредных для Англии вещей, на которые они не отваживаются, пока мы наблюдаем за ними и пока от нас не ушла еще возможность присоединиться к вице-адмиралу Киллигрью и к нашим судам, лежащим к западу. Если удастся, я пройду мимо неприятеля к западу для соединения с упомянутыми кораблями; если нет – я думаю последовать решению военного совета. Между тем, я желаю, чтобы отданы были немедленно приказания снарядить с возможной скоростью военные суда, стоящее в Чатаме, и чтобы суда, лежащие теперь к западу от них, проследовали в Портсмут, а оттуда, если французы пройдут перед рекой, они могут соединиться с нами, пройдя через мелководье. Это лучший совет, какой я могу дать в настоящее время; но, если бы мне поверили зимой, то королевство не переживало бы теперь этого оскорбления. Ваше лордство, теперь знаете мнение флаг-офицеров голландского и английского флотов, которое, я желал бы, чтобы вы изложили ее величеству и уверили бы ее, что если она держится каких-либо других соображений, то если только она пожелает выразить то, что ей угодно, ее команды будут пунктуально повиноваться ей, каковы бы ни были последствия».
33
Ганфлит – это банка, идущая от Фоулнесса, к северу от Темзы, в ONO направлении, частью прикрывающая Гарвич и образующая за ним якорное место для большого флота.
Таким образом, английским силам в 50 кораблей была противопоставлена сила из 80 кораблей, и хотя бы даже вопрос шел о простом выигрыше или проигрыше сражения, то и то не следовало бы при таких условиях рисковать: нахождение всей армии с королем в Ирландии; обширное недовольное население, готовое приветствовать французов; значительные отряды морской силы, под начальством Киллигрью и Клоудесли Шевеля, предоставленные уничтожению их неприятелем, – все говорило о том, что риск быть разбитыми непропорционально велик.
С другой стороны, если бы Торрингтон мог совсем избежать сражения и только ожидать и быть на страже, то он сделал бы силу французов безвредной и всецело расстроил бы их планы. Они решительно ничего не могли бы сделать, если бы Торрингтон уклонился от сражения, потому что тот момент, когда они решились бы свозить войска на берег, дал бы адмиралу преимущество, необходимое для того, чтобы его атака была успешна. Он был готов вместо риска принять сражение при таких неизмеримо невыгодных обстоятельствах, даже ретироваться за Ганфлит. Там между мелями его флот был бы в безопасности, и пока он стоял бы там, самое большое, что могли бы сделать французы, – это расположиться у устьев Темзы и блокировать ее. Мало того, их неспособность пройти трудный фарватер входа в реку дала бы в то же время адмиралу шанс на присоединение к нему подкреплений «через мелководье». В его соображениях ганфлитские мели должны были оказать для него совершенно такую же услугу, на какую столетием позже правильно рассчитывал герцог Веллингтонский в границах Торрес-Ведрас.
Близорукие
Но Торрингтон не имел намерения идти к Ганфлиту иначе как в крайнем случае. Если бы ему удалось пройти мимо французского флота к западу, то он мог бы соединить под своей командой эскадры Киллигрью и Шовеля, и тогда, возвращаясь с увеличенной силой, он был бы способен удовлетворительно состязаться с Турвиллем. План Торрингтона был такой: 1) во всяком случае избегать сражения при столь явно невыгодном для него неравенстве сил; 2) стараться пройти мимо французского флота к западу и 3) если это не может быть исполнено и если французы заставят его идти к востоку, то стараться обезопасить себя за ганфлитскими мелями, где было бы трудно атаковать его в выгодных для противника условиях, но откуда он мог уйти в каждый момент, что дало бы ему возможность держать французов все время в напряженном состоянии. Там также он мог бы получить подкрепления, достаточные для того, чтобы перейти к наступательному образу действий.
Согласно приказанию, которое было продиктовано советником королевы Ноттингемом, все же решено было дать сражение [34] . Торрингтон с рассветом следующего утра начал строить свой флот в линию. Ветер, очень слабый, задувал с востока, и линия была построена на правом галсе, по курсу к северу. Голландцы составили авангард; Торрингтон, согласно обычаю, командовал центром, а Делаваль – арьергардом. Около восьми часов утра 30 июня был дан сигнал начать сражение, и союзный флот устремился на французский флот, который лежал под ветром и ждал нападения, обстенив фоковые паруса.
34
В приказании нет и признака понимания того, что сражение, более чем вероятно должно быть проиграно и что последствия этого могут быть очень тяжелы, так как оно предполагает, что было бы очень дурно «позволить французам уйти без сражения». Таким образом, как это часто случалось и впредь, на шканцах корабля, в сущности, распоряжался статский чиновник со своего стула у правительственного кормила.
Здесь я не буду разбирать тактику последовавшего сражения. Достаточно упомянуть, что голландцы в авангарде вступили в горячий бой с задней линией французского авангарда и были раздвоены девятью главными кораблями последнего. Британский арьергард также завязал сражение, но не на таком близком расстоянии, с французским арьергардом. Корабли французского центра были слишком под ветром относительно авангарда и арьергарда, и Торрингтон в британском центре атаковал их только на большом расстоянии и на некоторое время оставил пропуск между собой и голландцами. Авангард последних был очень поврежден, но спасся или был спасен распоряжениями Торрингтона вследствие того, что суда его (авангарда) бросили якоря, когда начался отлив, которым французы, не заметив его, были отнесены к западу, вне досягаемости пушечного выстрела [35] . Одно из голландских судов, не успев стать на якорь, было унесено с французским флотом и взято в плен.
35
Не только число кораблей голландцев было ниже, но и индивидуальная сила их кораблей была менее, чем французских. Средняя сила 22 судов, составлявших голландский авангард, определялась только 61, 8 орудия, тогда как такая же сила 25 передовых французских кораблей равнялась 64, 7 орудия.
Вечером Торрингтон снялся с якоря и, взяв на буксир поврежденные суда, начал подниматься к востоку, лавируя против слабого противного ветра и приняв предосторожности, чтобы якоря опять были брошены, как только отлив начнет действовать против них. Французы последовали за ним, но не в общей погоне, а в линии баталии; современное мнение того времени было за то, что желание противника сохранить боевой строй спасло наш флот от разрушения. По крайней мере, военный совет, собранный 1 июля, решил, что положение дела так плохо, что если бы наш флот был тесним французским, то необходимо было бы потопить выведенные из строя суда и ретироваться скорее, чем решиться на возобновление сражения. Французы преследовали союзный флот в течение четырех дней, за каковое время он достиг Дувра и оставил неприятеля так далеко позади, что преследование было отставлено, и последний удалился к востоку. Союзники потерпели потери во время преследования их; четыре голландских и одно английское судно были или сожжены, или выбросились на берег в неспособном к продолжению службы состоянии.
Естественно, что распространившиеся известия об этом поражении вызвали сильный испуг в Англии. Но оказалось, что Торрингтон был всецело прав в своем стратегическом рассуждении. Французы отплыли к своему первоначальному назначению в Торбей, где они бросили якорь и высадили на берег отряд для сожжения поселения Тинемоутс; отряд был без труда разогнан поспешно собравшейся милицией. Они также разрушили одно или два малозначившие судна и затем удалились в Брест… Несколько разрушенных домов в Тинемоутсе, несколько маленьких суденышек и один плененный корабль – вот незначительные трофеи большой экспедиции.
Защита Торрингтоном своего поведения была основана на стратегических условиях, которыми он руководствовался. Он был значительно слабее французов, но они были беспомощны нанести Англии вред, пока его флот существовал. Принужденный приказанием королевы дать неприятелю сражение, которого он не надеялся выиграть против кораблей не только более многочисленных, но и большой индивидуальной силы, он должен был позаботиться, чтобы не подвергнуться риску бытъ разбитым.
Таким образом, хотя разбитый союзный флот стал на якорь в Хоупе, сильно расстроенный и в ожидании, что французы смогут атаковать его, – сняв все баканы и приняв другие необходимые меры предосторожности, тем не менее стратегия условий была такова, чтобы сделать французский флот беспомощным. Если бы в самом деле неприятель последовал за нашим флотом и разбил его безусловно при Хоупе, то «все было бы предоставлено его милосердию». Но «существующий флот», даже хотя бы он был дискредитирован, слабее неприятельского и, запертый за неогражденными банками, представлял своей обсервацией силу, достаточную для того, чтобы парализовать действия, по-видимому, победоносного флота «как на море, так и против береговых владений».