Морские были
Шрифт:
– Да ведь у индейцев почта летит, что ветер... Они следили за вами. Вы, может, первые в мире поднялись по заколдованной этой реке.
Серебренников громко засмеялся:
– Теперь-то она, значит, расколдована! Мы расколдуем ее до конца...
В тот день в теплой горнице, пахнущей смолистой сосной, он сказал своим спутникам:
– Останавливаемся на зимовку!..
Бородатый отшельник, управляющий факторией Потапыч ликовал:
– Есть счастье на свете, начальник... Есть счастье! Что мне теперь морозы, метели и вся глухомань, если в моем доме русские люди!
Отряд Руфа Серебренникова
Странствующий делец Боб Хайли добрался в эти края месяца на три позже. Две недели, которые он прожил в гостях у племени "воронов", выдавая себя за доктора и леча больных противоцинготными настойками, хинином и снотворными каплями, были для него достаточным сроком, чтобы очертить район залегания золота и меди и завязать дружбу с вождем племени. Начало было очень удачным: после нескольких доз хинина сын Инхаглика избавился от лихорадки. Подарки вождю и старшим воинам окончательно расположили "воронов" к Хайли. Оставалось приобрести у них землю, привести сюда специалистов и горнорабочих и широко начать добычу ценных металлов, поставив на самые трудные работы индейцев.
Из последних донесений своих "наблюдателей" Хайли знал, что Тебеньков все еще подбирал добровольцев для экспедиции. В случае, если бы эта экспедиция русских на Медную состоялась, путь ей должны были преградить индейцы. Боб Хайли не сомневался, что они согласятся на это условие, если получат в награду спирт, оружие и табак.
И вдруг, как снег на голову, это сообщение о том, что русские уже прошли вверх по реке! Почему же индейцы молчали об этом? Просто не придали походу русских значения? Или настолько уже привыкли к русским? Или имелись еще какие-нибудь причины?
Всю ночь Боб Хайли не смыкал глаз, и ему чудилось, будто не ветер шумит над ветхой крышей, а кто-то шепчется и смеется за дверью. Утром все эти страхи показались ему глупыми, и он сказал себе еще раз, что принял единственно правильное решение.
Когда, помывшись и побрившись, Боб Хайли вместе с переводчиками пришел к Инхаглику, в темной, но просторной комнате вождя оказались в сборе все старшие воины племени и шаманы. Никто не посмел бы упрекнуть Инхаглика в болтливости, однако подозрения, высказанные "доктором", показались старому вождю настолько тревожными и важными, что он решил не медля созвать военный совет. С первого взгляда Боб Хайли понял, что здесь ждут именно его. Он поклонился и положил к ногам Инхаглика три небольших свертка.
– Что можешь ты сказать нам, брат мой?
– негромко спросил Инхаглик. Воины хотят послушать тебя, - от них у меня нет секретов. Скажи, неужели твои подозрения оправдались?
Боб Хайли сделал скорбное лицо и опустил голову.
– Мне очень жаль, что это случилось. Я до сих пор верил в добрые намерения русских...
В комнате стало очень тихо, только в костре, разведенном на камнях, шипели и потрескивали дрова. Двенадцать человек пристально смотрели на "доктора".
– Эти подарки русских нужно немедленно сжечь, - твердо произнес Боб Хайли, и переводчик так же твердо повторил его слова.
Старый Инхаглик весь подался вперед.
– Они... отравлены?
Хайли поморщился и вытер платочком руки.
– Да. И просто удивительно,
Индейцы переглянулись, и один из них, - крепкий, плечистый, с длинным шрамом, протянувшимся от виска до подбородка, спросил недоверчиво:
– Зачем же это русским? Пять дней назад я получил на фактории за горсточку золота много чаю и табаку. Вот, видишь, я курю этот табак?
– Ты получил его на фактории, - спокойно ответил Хайли.
– Но здесь были люди, которые пришли с побережья.
– Зачем же русским людям с побережья убивать наших людей?
– Ты можешь спросить у них. Но мне говорили, будто русские хотят здесь поселиться. Они помнят, что на Медной погибло много их промышленников, и они этого не простят. Однако, может быть, мне говорили неправду? Тех русских, которые прошли вверх по реке на байдарах, я никогда не видел, и они не сделали мне зла. Но когда я лечил сына вождя, я понял, что мальчик отравлен. Теперь вам остается сжечь эти продукты и забыть о том, что здесь произошло.
Воины заговорили наперебой, и по выражению их лиц Боб Хайли понял, что ему не все еще доверяют. С чувством удивления и зависти он подумал о русских промышленниках: как могли эти простые, зачастую неграмотные люди подбирать ключи к сердцам дикарей? Казалось, даже здесь, вдали от океана, многие воины были готовы сражаться за русских.
Переждав, когда стихли выкрики и шум, Хайли проговорил озабоченно и предостерегающе:
– Я опасаюсь, как бы не случилось плохое. Пусть никто не трогает этих продуктов. Сожгите их...
Коренастый крепыш со шрамом на щеке торопливо поднялся с места.
– Но разве огонь нам скажет, что ты был прав?
– Тогда отдайте этот сахар собаке. Вы сами увидите, она издохнет...
Индеец засмеялся:
– Сахар... собаке? Вы слышите, что говорит доктор: сахар отдать собаке!
Он наклонился, поднял все три свертка и развернул их, придерживая у груди. Затем набил табаком трубку и закурил.
– Не смейте!.. Что вы делаете?! Вы умрете!..
– закричал Боб Хайли, стараясь изобразить отчаяние и ужас, и с удивлением подумал о том, что все в этой комедии разыгрывается, будто в знакомой пьесе.
Индеец отступил на шаг и с удовольствием раскуривал трубку.
– Хороший табак.
Потом он взял кусок сахару и сунул его за щеку. Этот горбоносый американец теперь показался ему очень смешным.
– Ты видишь, доктор, я не умираю. Просто я не верю сказкам и ничего не боюсь...
Несколько рук одновременно протянулось к свертку с сахаром. Почувствовав себя одураченным, Инхаглик впервые хмуро взглянул на Хайли.
Яд кураре, добытый где-то в Гвиане или на Амазонке, неспроста высоко ценился в британских владениях в Северной Америке. На него был не малый, хотя и тайный спрос. Кураре действует безотказно, парализуя дыхание, убивая жертву при полном ее сознании. Хайли не мог сомневаться в результатах, он знал, что через две-три минуты хижину вождя наполнят вопли и стоны. Но проходила третья, четвертая минута, а индеец безмятежно жевал сахар и покуривал трубку. Хайли испытал беспокойство: неужели фармацевты могли подсунуть ему вместо кураре какую-нибудь дрянь?