Морские короли. Перекрестки
Шрифт:
Эмисса долго выбирала, гордясь своей красотой, и наконец, выбрала тьера, очень красивого, но безземельного и откровенно безденежного. Красотой же сыт не будешь, так что тьерина откровенно попрошайничала у родителей.
Вложить деньги в дело?
Получить прибыль?
Что вы, это так... неблагородно!
Амедей же...
В свое время младший брат дико завидовал Эдмону, а оставшись единственным, окончательно распоясался. Отца все же подкосил уход первенца, а Амедей еще подливал масла в огонь, вслух надеясь, что Эдмона в дальних краях постигнет печальная
Эмисса потребовала, чтобы ей тогда сразу выделили долю из дела. Треть и прямо сейчас. Ах, дело рухнет? Неважно это же купечество, одним больше, одним меньше. А вот она такую соболиную муфточку видела... Мать была слаба, и в свары вмешиваться не могла, Альетта выслушала обе стороны и схватилась за голову. Если и дальше так пойдет - семья просто распадется. Так что она махнула на все рукой и вызывала Эдмона.
Мужчина только зубами скрипнул.
– Льетта, от меня ты что хочешь?
– Отец оставил завещание.
– Вот даже как?
– Незадолго до смерти он вызвал меня и принялся расспрашивать. Он всегда подозревал, что мы поддерживаем связь, и на этот раз я не стала отрицать. Прочитаешь?
– Давай своими словами?
– Все, что у него есть, он завещал тебе. Нам с Мисси - определенную сумму денег, которую можно изъять без ущерба для дела, небольшую... Амедею - ничего.
– Чем таким отличился младшенький?
– Грязными делишками и скандалом. Обрюхатил дочь папиного друга, жениться отказался...
– Он не женат?
– Был. Жена умерла, его детей, кстати, я воспитываю. Нашему купцу некогда.
Эдмон только вздохнул.
– Ладно. Льетта, я тебе по-любому обязан, так что... ты хочешь, чтобы я принял наследство?
– Да.
– Я это сделаю. А теперь пойдем к маме?
***
Мать Эдмон даже не узнал сразу. Была она вполне бодрой женщиной лет сорока, когда он уходил из дома, а теперь лежит в постели сухонькая старушка - и плачет. Молча плачет.
Вот за эти слезы, стекающие по морщинистым щекам, Эдмон себя и почувствовал последней мразью. Упал на колени перед кроватью, коснулся губами сухонькой руки.
– Мама... я вернулся, мамочка...
Слезы не останавливались.
Только теперь это были слезы счастья. И Альетта, стоящая в дверях, сделала шаг назад, потянув за собой Эмиля.
Потом, все потом. И наговорятся потом, и налюбуются друг на друга, а сейчас пусть мать и сын побудут друг с другом. Им есть о чем поговорить.
***
К обеду Эдмон снес мать вниз на руках. Но Линнея Арьен чувствовала себя намного лучше, и собиралась встать на ноги. От горя кто хочешь сляжет, а радость - она лечит. Они сидели за столом всей семьей - мать, Эдмон с сыном, Альетта с мужем и кучей детей, которых Эдмон, честно говоря, и не запомнил ни по именам, ни по лицам, смеялись и обсуждали достоинства супа из шпината, когда в столовую вошел...
Брата Эдмон тоже узнал сразу. Амедей не слишком
Амедей сделал шаг, другой - и замер на пороге. Впился глазами в лицо Эдмона так, что гвозди оказались бы милосерднее, настолько ненавидящим, злобным и гневным был взгляд младшего брата.
– Ты...
Эдмон поднялся из-за стола. Расправил плечи, улыбнулся.
– Я, Мед. Я.
Раньше Амедей вылетел бы из комнаты, хлопнув дверью. Но этот оказался покрепче. Подошел к столу, без спроса налил себе вина в бокал...
– И где вы взяли этого актеришку?
– Амедей!
– Альетта сверкнула глазами, но высказаться не успела. Эдмон и сам мог постоять за себя.
– На Маритани. Куда ты, братик, скоро отправишься.
– Что?
– Я думаю, что мы будем открывать на острове свое представительство. И мне нужен будет кто-то под боком. Ты сгодишься.
Амедей презрительно расхохотался. Получилось вполне убедительно.
– Да с чего ты взял? Ты тут никто и ничто, тебе ничего не полагается! Ты прошлялся невесть где двадцать лет...
– Около пятнадцати, - поправил Эдмон.
– и ты ошибаешься. Отец написал завещание в мою пользу.
Глаза Амедея полыхнули бешенством, но смотрел он теперь на Альетту.
– Ты... с-сука...
Может, он и кинулся бы на сестру - разорвать, вцепиться в горло той, которая нарушила все планы, но не успел. Плечом к плечу с отцом выросла фигура Эмиля Арьена.
– Не смей оскорблять моих родных.
Пусть это прозвучало по-детски, но Амедею хватило.
Сейчас перед ним сидела вся семья. Семья, в которой ему места не было (или так ему казалось). И сделать бы что-нибудь, схватить меч, проткнуть негодяя, который шлялся невесть где малым не двадцать лет, а теперь явился на готовенькое, словно ему тут медом намазали, но...
На поясе у негодяя висел отличный клинок с простой рукоятью, обтянутой акульей кожей, а значит, и владеть им Эдмон умел. Такие клинки кому попало и на Маритани не раздают, это из 'гвардейских мечей', а еще рядом с ним стоял молодой парень, очень похожий на молодого Эдмона, и смотрел зло и холодно. И Амедей задохнулся от гнева.
Схватился рукой за горло - злоба душила...
– Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!!
И вылетел вон.
Эдмон посмотрел на Альетту.
– Так, одна проблема решена. Остается вторая - Мисси. Но я надеюсь, она не явится портить нам обед?
***
Амедей мчался по улице, позабыв и про лошадь, и про свои безумно дорогие сапоги, которые сейчас пачкались навозом, и про достоинство, с которым должен вышагивать богатый купец...
Плевать!
Плевать на все, кроме негодяя Эдмона!
Явился, сволочь, на готовенькое!
Только спустя шесть улицу Амедей начал что-то соображать, взял себя в руки, собрался...
Явился, братик? Отцовским наследством поживиться?
Не будет тебе этого!
Костьми лягу, но ничего тебе не будет!