Морские люди
Шрифт:
— Понял, Гоча?
— Нет, не понял я, как Кавказ может быть хуже Тамбова, зачем так говорить.
Когда матрос горячился, в его речи невольно начинал звучать грузинский акцент. Абросимов переглянулся с Петром Ивановичем и хлопнул Силагадзе по плечу:
— Там хорошо, где родной дом, ты это знаешь. Или я неверно говорю? Пойдемте, товарищ старший мичман, к Черкашину, а он пусть думает.
Скоро оба были у старпома, капитан-лейтенанта Черкашина. Виктор Степанович расположил перед собой принесенные образцы и стал внимательно их рассматривать. Петр Иванович и старшина переглянулись. Наконец, офицер отложил из трех принесенных
— Эти, по-моему, подойдут. Покажу командиру, последнее слово за ним. Вам спасибо, душу вложили, чувствуется. Ну, и будем краситься.
Петрусенко выразительно глянул на старшину. Дело сделано, можно быть свободными, а там начальство пусть решает. Тот кивнул, поправил берет и чуть посторонился, давая Петру Ивановичу дорогу к двери.
— Товарищ старший мичман, вы останьтесь на минутку.
Старший помощник командира начал с того, что на корабль прибыли первые молодые матросы. И что это неплохо. Появилась возможность подумать о замещении вакантных мест, он в первую очередь вспомнил о нуждах боцманской команды.
Виктор Степанович говорил, а сам краешком глаза следил за реакцией Петрусенко. Тот почувствовал какой-то подвох и решил пока помолчать, подождать, что будет дальше. Старший помощник бодренько похлопал по лежащему на столе списку, расстегнул верхнюю пуговицу кителя и посмотрел на Петра Ивановича.
— Абросимов осенью увольняется, так?
Петрусенко подозрительно посмотрел, сдержанно кивнул. Насчет вакансий он уже имел кое-какие планы и теперь старался понять, куда клонит Черкашин. Промелькнула и укрепилась мысль: «Не иначе, как он хочет спихнуть ко мне в команду бестолочь из какой-нибудь боевой части или, того хуже, сбагрить хулигана, бездельника на перевоспитание. Нужно быть осторожным, внимательным. Держать, держать ушки на макушке».
Между тем старпом продолжал:
— Вот и нашел я вам человека, товарищ старший мичман. Идите, принимайте новенького, с иголочки. Конев его фамилия. Познакомитесь, расскажете матросу что к чему, словом, введете его в курс дела. Ну, не мне вас учить Петр Иванович, что, впервые что-ли?
Такого Петрусенко не ожидал. Он был готов услышать какую угодно фамилию, только не эту. Он опешил:
— Как вы сказали Виктор Степанович? Матрос Конев? Из вновь прибывших?
— Э, да я вижу, вы уже знакомы. Тем лучше. Я вам верю и думаю, что новичок попал в хорошие, заботливые руки.
Петр Иванович помрачнел. Зачем ему этот маменькин сынок? Эх, надо было вместе с Климом подойти к помощнику командира старшему лейтенанту Шапурину и попросить перевода в боцманскую команду матроса Уразниязова. У акустиков ему все равно делать нечего, а в боцкоманде парню самое место. Лучше не придумать. Парень крепкий, работящий, в коллективе ребята разных национальностей, прижился бы.
Внезапно охрипшим голосом старший мичман попросил:
— Давайте лучше я возьму матроса Уразниязова у акустиков. Старшина команды не будет против, ручаюсь. Офицеры боевой части тоже. Все равно он там у них вроде балласта. А что нам с этого Конева? Метр с кепкой, сорок конопушек и плечики, как у барышни. Это не боцман, да мои архаровцы его просто-напросто съедят и косточек не останется.
Петрусенко до того опешил от предложения Черкашина, что понес явную несуразицу, хотя в тот момент ему казалось, что приводит аргументы самые убедительные:
— Боцман должен быть отменного здоровья, товарищ капитан-лейтенант. Чтобы шея так шея, не тоньше телеграфного
Он говорил, а сам чувствовал, что делает совсем не то, что надо бы. Но остановиться не мог, так задело предложение старпома. Черкашин человек жесткий, он будет стоять за свое решение до конца. Тут надо было избрать иную тактику, но как остановиться для того, чтобы собраться с мыслями!
Капитан лейтенант выставил вперед ладонь:
— Стоп-стоп. Садись, Иваныч, и не горячись.
Петр Иванович чутко отметил и обращение на «ты» и «Иваныча». Такой поворот разговора его обрадовал, значит, не так плохи дела, как подсказывала интуиция. Он прикинул ситуацию и решил, что присаживаться ни в коем случае нельзя, надо не отступать и в темпе продолжать гнуть свою линию — Черкашин тоже человек, должен, нет, обязан понять, что первое его предложение не имеет никакого здравого смысла. Переменит решение, корабль большой, найдется место и для такого, прости, господи, матроса, как этот новоявленный моряк.
— Не возьму Конева, на кой ляд сдался в моей команде такой хлюпик, ребята за него работать не будут, порвут его пополам и все. Вы, товарищ капитан-лейтенант, все-таки дайте мне на перевоспитание Уразниязова, зачем ему мучиться в акустиках без всякого на то призвания. Из него хороший боцман получится, вот увидите.
— Остынь немного, присядь, если старший помощник командира корабля предлагает. Уразниязов тебе вовсе не нужен, пусть его в родной боевой части до ума доводят. А Конев… Рост не помеха. Вот погоди, откормится на наших харчах, еще какой парень получится видный. Не впервой, сколько таких перебывало, ты сам замучаешься считать.
Капитан-лейтенант потянулся, еще раз полюбовался на отобранные образцы и миролюбиво протянул:
— Мне бы твои заботы, Иваныч. Делать тебе больше нечего, как с начальством спорить, честное слово. Плечи узенькие, руки с совковую лопату. Наплел черт-то что.
— Но он слабосильный, Конев этот. К тому же плакса, вот не вру нисколько. Куда такому к моим пиратам. Вот я вам сейчас расскажу про этого маменькиного сыночка. Сам видел, как он на ровном месте…
— Ну хватит, перестань. Лучше расскажи мне, почему сигнальщикам новые фалы не выдал?
— Товарищ капитан-лейтенант…
— Мы беседуем неофициально.
— Виктор Степанович, это же не народ, сущие грабители. Таких еще поискать по всему Тихоокеанскому флоту. Да с ними ни один порядочный боцман даже разговаривать не будет. Я им говорю, если на старые фалы марку наложить, то их еще года на два вполне хватит.
Петр Иванович вконец огорчился. Ну что за день выдался непонятный. Еще и сигнальщики впутались. Им новые фалы отдать? Те, которые он по знакомству достал на складе? Ну нет, не на того напали, ребятушки. Насчет Уразниязова он довоюет позже, когда из отпуска вернется Клим. Сейчас важнее спасти табельное имущество. Ну, сигнальщики, хороши, уже успели старпому пожаловаться, лихачи такие. Вдруг корабль пойдет в длительное плаванье, на боевое дежурство, там новье и пригодится. Сейчас нечего хорошие вещи зря трепать, не-че-го. Там всего и надо марку-вторую наложить и они еще послужат, старые-то фалы…