Морские террористы

Нестеров Михаил Петрович

— Сходим в бар? — спросил Вильман.

Хаксли в очередной раз усмехнулся над его внешностью: «Лысый и небритый. Как будто скальпированный. Я обалдеваю. Человек со шрамом был симпатичнее. Карикатура».

Они не заглядывали в газеты, в противном случае натолкнулись бы не только на карикатуры, но и на снимки очень знакомого им корабля.

— Не знаю, — ответил Хаксли. — Не хочется спускаться. Уж скорее бы приехала подруга. Думаешь, колье у нее?

Вильман промолчал. Он думал в схожем ключе: скорее бы закончить эту работу и отдаться во власть наслаждения тишины своего дела. Больше никаких пиратских набегов — хватит, набегались. Он видел уютное бунгало на берегу моря с борта

своей яхты. Больше ничего. Пытался представить образ женщины, встречающей его на берегу, но мысли стремительно возвращали его к исходному состоянию: он видит песчаную полоску и дом за ней. И все. Словно в этом мире не осталось другого клочка суши и куска белоснежной материи над головой. Странно... и чуточку пугающе. Так бывает, когда ты хочешь уснуть и рисуешь образы. Но они согласно правилу не могут вылезти за пределы рамки. Ты хочешь заглянуть за ее границы, но в ужасе понимаешь, что там ничего нет, потому что ничего не нарисовано. Пробуешь нарисовать, но воображаемая кисть водит по пустоте, капли краски с нее падают в бездну и пропадают в вечности.

— Сходим в бар, — наконец согласился Хаксли, приглаживая перед зеркалом свои золотистые волосы. — С хозяйкой парой слов перекинусь.

— Кинг-Конг так себя не вел, увидев белую бабу. Бросай подкалывать Аранту.

Вильман зашел в ванную комнату и закрыл дверь на задвижку. Из кармана широких брюк он вынул короткий нож, сделанный полностью из ацетатной смолы. Очень крепкое и надежное оружие. Вильман проверил его остроту на ногте большого пальца: лезвие оставило на роговом покрове крохотную стружку. Отлично. Он убрал нож в кожаный чехол и положил в карман. Спустив воду и оросив помещение освежителем воздуха, вышел в комнату.

— Сегодня твоя очередь платить за выпивку, — предупредил он товарища.

Они спустились в бар и заняли привычные места — в самом дальнем углу стойки.

* * *

Аранта обедала в гостиной и не могла увидеть вернувшуюся постоялицу. Николь широко открыла дверь и немного постояла в середине холла. Перекинув дорожную сумку в другую руку, она быстро направилась к лестнице и пропала из виду Вильмана и Хаксли.

— Ключ у нее.

— Я знаю. Пошли?

— Да, пойдем.

Они допили виски и поднялись по лестнице на второй этаж.

«Что за ерунда?!» — негодовала Николь, войдя в номер. Ее взгляд везде натыкался на чужие вещи. Через спинку кресла перекинута мужская куртка. На одной кровати валяется полотенце, на другой громоздится кипа журналов. Под креслом... она напрягла зрение и сморщилась, распознав в бесформенной массе грязные носки. Прежде чем выйти из номера и закатить в администрации сцену, Николь поставила сумку на пол и подошла к окну. Но не успела распахнуть раму, чтобы проветрить помещение. Она обернулась на звук открывшейся двери и увидела двух мужчин.

— Извините, — Хаксли шагнул в комнату. — Мы друзья Аранты. Она временно разместила нас здесь. Мы сейчас заберем свои вещи.

Николь не могла обмануться. Она узнала этих людей по фотографиям из их личных дел. Из массива информации она привычно быстро вырвала их имена и короткие данные из досье на каждого.

— Дуг Вильман, — Николь лишь на короткие мгновения потеряла контроль над собой. — Специальная воздушно-десантная служба. 22-й полк, дивизион "А" — действия в джунглях. Девиз: «Побеждает тот, кто рискует». Уволен из полка за профнепригодность в 2001 году. — Николь усмехнулась: — «Красные береты» выдаются лучшим из лучших, но почему-то каждому. Годом позже примкнул к «канчанабурскому союзу» военных отставников, возглавляемому Скипом Зинбергом. На службе Ее Величества, увы, себя никак не проявил. Член преступной группировки Накамуры.

Николь

перевела взгляд на Джона Хаксли и назвала его по имени.

— Служил на тяжелом самоходном транспорте-доке «Голубой Марлин». Со службы уволен в 2000 году... Ребята, я пробивала вас на благонадежность. Хотя дело это неблагодарное и бесполезное: ваш «канчанабурский союз» отщепенцев в полном составе вошел в команду «Интерцептора». Что скажете?

Николь впервые, пожалуй, переборщила с «информационными массивами»; на боевиков Шона они произвели обратный эффект. Тот, кто старается все предвидеть, теряет бдительность. Николь потеряла ее — потому что была из этой категории людей.

Вильман первым опомнился от кратковременного ступора и выдал очень короткую выкладку на Николь: «Она слишком много знает». Он бросился на женщину и сбил ее с ног. Оседлав ее, Вильман закрыл ей нос и рот своей широкой ладонью и придавил сверху другой рукой.

— Джон! — хрипло выбросил он. — Джон, скотина, закрой дверь!

Хаксли выглянул в коридор и осмотрелся. Прислушался. Тихо. Закрыв дверь, он поспешил на зов товарища, отчаянно призывавшего Хаксли помочь ему. Николь едва не вывернулась из мертвой хватки «красного берета». Хаксли с трудом перехватил ноги женщины и прижал их к полу. Прямо перед ним — широкая спина Вильмана. Его рубашка мгновенно пропиталась потом. Джону казалось, он замешивает непомерно крутое тесто, все сильнее и сильнее надавливая руками, и голова женщины вот-вот сомнется под прессом стальных рук Вильмана. Хаксли видел лишь его спину, и по ногам Николь, которые он взял в тиски своих рук, Пытался угадать ее состояние. Пока ее мышцы напряжены и готовы лопнуть от напряжения.

— Дуг, чего ты телишься?! — Хаксли смотрел на свои руки и видел часы. Может быть, секундная стрелка пошла по второму кругу. — Она дышит, что ли?!

Вильману казалось, он душит мертвеца. У него самого глаза вылезли из орбит от одной только мысли о жабрах. Невидимые под одеждой, они шевелятся. А сама жертва обрела реальный облик ракообразного существа, нечувствительного к боли, и перешла на жаберное дыхание.

— Дуг, сломай ей шею!

Спина. Треклятая спина перед глазами. Мокрая, в крупную клетку рубашка. В этот миг, когда мышцы Николь вдруг резко обмякли, Хаксли подумал: «Все, конец». Но они вдруг сократились с такой силой, что он едва не выпустил ноги жертвы, а Вильмана подбросило так, словно он оседлал не женщину, а быка на родео.

Хаксли крупно трясло. Он понимал, что Вильман не дает Николь дышать, не мог понять его состояния, куда девались его силы. Дико было представить, что хрупкая женщина отбирает у них энергию и постепенно одерживает верх.

Зубы женщины впились в ладонь Вильмана, и он, превозмогая боль, надавливал на нее все сильнее.

— Дьявол... — прошептал он.

Хаксли не выдержал первым. Он отпустил ноги Николь и, размахнувшись, со всей силы ударил ее в живот. Чуть сместил направление удара и опустил кулак в район печени. Бил и бил ее, каждый раз бросая в спину Вильмана: «Ну что с ней?» Ничего. Его рука ударяла в упругий, «хирургический» живот. Пряжка наручных часов расстегнулась; на них секундная стрелка пошла на четвертый круг.

Но вот ноги Николь, показавшиеся Хаксли ногами огромного кузнечика, медленно, будто со скрипом, согнулись в коленях, и каблуки босоножек оставили на крашеном полу ровные полосы. Несколько мгновений — и напряженное тело вдруг резко ослабло. Колени Николь разошлись в стороны, и Хаксли увидел лужицу, растекающуюся под ней.

— Конец... — прошептал он, готовый рухнуть рядом.

Вильман рывком встал с Николь и уставился на свою ладонь. Выругался и сильно тряхнул рукой, разбрызгивая по комнате кровь: