Морское кладбище
Шрифт:
– Стало быть, вот результаты МРТ.
Врач положил перед ним два снимка. Сканы мозга, как понял Джонни.
– Здесь вы видите мозг, не подвергавшийся взрывным травмам. Обратите внимание на отличие в мозговой ткани… – Он указал на участок внизу справа на снимке. – В здоровом мозге эта область похожа на клешню краба, видите? – Облокотясь на стол и сплетя ладони, он наклонился над столом. – Речь о том, что мы, врачи, называем ТBI. Нелегко говорить об этом. Но TBI означает Traumatic Brain Injury. Травматическое поражение мозга.
– Мозговая травма? – Джонни сглотнул комок в горле.
– Вы ведь в свое время служили
– Давно, в последние годы я работал главным образом на гражданке.
– На гражданке, – повторил врач и потер подбородок. – Американская научная литература указывает на отчетливую корреляцию TBI с некоторыми специальностями. Такие травмы встречаются, например, у оперативников, которые на протяжении многих лет подвергались воздействию разного рода взрывов, скажем, при beaching [33] дверей. Вдобавок к противопехотным минам, конечно. В последние годы вы страдали бессонницей или депрессиями?
33
Вскрытие (англ.).
Джонни замялся.
– Иногда, но ведь этим все страдают?
– Это обычные последствия. TBI необязательно приводит к снижению уровня жизни, – сказал врач. – Очень важно, чтобы вы хорошенько подумали и правдиво ответили на мой вопрос. Нам известно, что психологические воздействия TBI во многом напоминают посттравматическое стрессовое расстройство. Раздражительность, уныние, гнев, депрессия, эректильная дисфункция.
Это продолжалось и продолжалось. Поражение мозга. Врач все говорил, говорил, каждое слово – как пуля в сердце. Джонни чувствовал себя прескверно.
Врач пристально посмотрел на него мягким умным взглядом.
– Я работаю здесь уже несколько лет, – сказал он. – Мы и в самом деле старались улучшить условия для ветеранов. Да, в спецназе свои порядки, но принципы те же. Ничего сложного: честные отчеты во время задания и выложить все по возвращении. Никаких накладок, когда мы в курсе. И товарищеская поддержка после. Забота друг о друге. – Он отхлебнул кофе. – Я понимаю, некоторые вещи вы не можете или не хотите мне рассказать. У вас есть с кем поговорить о пережитом?
Джонни почувствовал, как у него перехватило горло.
– Да нет, – ответил он, – пожалуй, нет.
– Смею сказать, – продолжал врач, – вы можете спокойно жить со своей TBI. Но, по-моему, вам необходим кто-нибудь, с кем вы могли бы поговорить. Нам всем нужно общение, нужна компания.
Джонни сам не знал, в чем причина, – в слове ли «общение», в симпатичном ли лице главврача или в том, что он так долго носил все в себе, – но он начал рассказывать.
– Когда родилась дочка, я был за границей, – сказал он, опустив глаза. – Сидел в ливийской пустыне, корректировал работу наших бомбардировщиков. Узнал про дочку только три дня спустя. Мы с напарником, с Гротле, отпраздновали глотком бренди в палатке. Я хотел лишь одного – уехать домой. Думал, все будет хорошо, только бы вернуться.
– Это действительно большое событие в жизни, – сказал главврач с эмпатией в голосе. – Нетрудно понять.
– Я вернулся. Поначалу все шло хорошо. В доме, где есть новорожденный ребенок, всегда тихо-спокойно, благостно, как в церкви. Голоса тихие, моя подруга была такая красивая, прямо светилась вся. Я чувствовал удивительную близость с ними. Будто никогда больше их не оставлю. Но
Джонни почувствовал соленый вкус слез.
– И мало-помалу нарастала злость на то, в чем я участвовал. Мы, так сказать, «корректировали огонь», я передавал бомбардировщикам координаты, и в результате погибли ни в чем не повинные ливийцы. И ради чего? Лучше в Ливии не стало, наоборот, стало хуже. Десять лет я вот так работал, а ради чего? Эта неотвязная мысль истерзала меня.
– В современной научной литературе пишут о так называемой moral injury [34] , – сказал главврач. – Даже люди, сами не находившиеся в физической опасности, например пилоты дронов в американской пустыне, могут страдать от последствий. Вы-то были в непосредственной опасности, но, думаю, можно говорить о том же.
34
Моральная травма (англ.).
– Я пошел вразнос, – продолжал Джонни. – На работу не ходил, целыми днями курил гашиш. Подруга вышвырнула меня вон. Сперва мы хотели поделить родительские права пополам, но я не справлялся. Остались выходные, но когда она и ее новый приятель, парень из охранной полиции, заявились ко мне домой и нашли меня на диване в отключке… а дочка спала… она сказала: «Всё, хватит». С дочкой мне разрешили встречаться только под надзором.
Врач наклонился вперед:
– И что ты сделал?
– Единственное, что мог, – ответил Джонни. – Опять уехал. Только там я чувствовал себя уверенно. Делал то, что должен, по недоразумению был арестован. Семь месяцев разлуки с дочкой, вдобавок на помощь мне, скажем так, никто не пришел. Теперь мне запрещено видеться с ней. И такое решение суд принял до… – Он осторожно кивнул на сканы МРТ.
– …Прежде чем эти снимки показали, что у меня, хм, поражение мозга.
– Ты говоришь то же, что и большинство ветеранов, – сказал главврач. – Труднее всего не сами задания, точнее, не их драматизм. Возвращение домой – вот что трудно.
Глава 12. Мы пережили кораблекрушение и семейный разлад
Еще при жизни Веры Улав решил отреставрировать башню с окном-розеткой в восточном крыле главного дома. Теперь он нашел подходящего подрядчика, под руководством которого крепкие работяги возвели вокруг башни леса и натянули белоснежные защитные полотнища.
Проблема заключалась в деревянной обрешетке кровли – там, где поверху идут бойницы, она насквозь пропиталась влагой и прогнила, а кроме того, сильные дожди и снегопады последнего времени привели к протечкам на верхний этаж башни, где находится то самое окно-розетка. Вдобавок и стекла в окне тоже были старые, пористые. Вообще чудо, что оно устояло в бурях. И есть опасность, что вода просочится дальше, в кабинет Улава.
Когда в дверь постучали, он стоял у окна и сквозь сетку защитного полотнища смотрел на улицу. Время позднее. Как обычно, на нем были светло-коричневые ботинки фирмы «Эурланнску». Он и Александре подарил пару, и, к его большой радости, она носила их постоянно. Он наклонился к радиатору, греет хорошо, с годами он все больше мерз. Александра всегда его слушалась. Соблюдала лояльность. Семья превыше всего, как и положено.