Морской демон
Шрифт:
Дилан смотрел на неосвещенные улицы, и сердце тлеющим угольком жгло ему грудь. Ему необходимо было поговорить с ней. Он должен был объяснить, должен был как-то завоевать ее доверие, заставить ее принять…
Не его.Дилан нахмурил брови. Собственный опыт в отношении семьи, отца и брата приводил его в отчаяние от мысли о том, что Реджина никогда не примет еготаким, какой он есть.
Но она должна принять его защиту, согласиться с ее необходимостью. Ради ребенка, которого она носила.
Он сжал кулаки. Когда он вел ее к джипу, она прислонилась к нему. Всего на мгновение. Но он до сих пор чувствовал ее прикосновение, ее руку, опиравшуюся на него.
Он взглянул на нее, на ее ладони, спрятанные между коленями, словно она пыталась согреть их, и с трудом подавил совершенно не характерное для себя желание накрыть их своими руками.
Морской народ не признает прикосновений. Тем не менее, пока они мчались по дороге к гавани, он буквально чувствовал ее, такую хрупкую, напряженно сидевшую рядом, ощущал малейшее движение ее тела и слушал ее хриплое дыхание.
«Чероки» с урчанием въехал на стоянку перед рестораном. С тротуара исчезла желтая полицейская лента. Через широкие стекла окон сияли огни зала ресторана.
Калеб развернулся на своем сиденье и прокашлялся.
— Мне нужно будет написать отчет, который удовлетворил бы парней из полиции штата. Я оставлю вас вдвоем, чтобы вы…
Его взгляд встретился с глазами Дилана. Поговорили.
— Все обсудили, — закончил он.
Дилан кивнул.
Реджина дергала ручку своей дверцы так, словно ей не терпелось поскорее скрыться от них обоих. Тревожное чувство сжало сердце Дилана. Насколько много придется ей объяснять? Что она запомнила?
Дверь с его стороны была заперта. Прежде чем он успел выбраться, Калеб уже подал ей руку.
Дилан сжал зубы, но молча взял с заднего сиденья свой рюкзак и присоединился к ним.
Реджина посмотрела на него и прищурилась.
Дилан ощутил вспышку паники, скрывавшейся за раздражением. Неужели она думает, что может просто отослать его? Он подошел к ней очень близко, достаточно близко для того, чтобы рассмотреть бледный пробор в волосах и вдохнуть дразнящий аромат ее кожи.
— Я остаюсь, — тихо сказал он так, чтобы слышала только она. — Смирись с этим.
Глаза ее вспыхнули. Но что бы она ни хотела ответить, сделать этого она не успела, поскольку Антония уже бросилась сквозь лабиринт столов открывать им дверь.
Она потянулась было, чтобы обнять дочь, но вдруг остановилась и скрестила руки на груди. Реджина замерла под ярким светом ресторанных огней, тени на ее лице резко контрастировали с бледной кожей, как на черно-белом рисунке.
Антония внимательно оглядела дочь и нахмурилась.
— Доктор сказала, что тебе нужно больше теплой жидкости. Я сейчас приготовлю суп. — От нее исходили волшебные ароматы кухни — жареная курица, овощи, чеснок. — Садитесь, я пока что-нибудь принесу.
Реджина слабо улыбнулась.
— Спасибо. А Ник…
— Уже в постели. Ты сможешь зайти к нему, когда поешь.
Дилан заметил,
— Мы поднимемся к нему прямо сейчас, — сказал он. Антония посмотрела на него.
Затем взглянула на его рюкзак. Брови ее удивленно поползли вверх.
— Ты что, собираешься здесь остаться? — спросила она, но в тоне ее слышался не только вопрос.
— Всего на одну ночь, — сказала Реджина скрипучим голосом, который прозвучал до смешного сексуально, что так не сочеталось с ее осунувшимся, заострившимся лицом.
Сердце его забилось учащенно. Она хочет его. Или, по крайней мере, она уже готова смириться с его присутствием.
Всего на одну ночь.
Антония фыркнула.
— Что ж, ты уже достаточно взрослая, чтобы не спрашивать у меня, кому здесь можно ночевать. Только я хотела бы знать, что вы собираетесь сказать Нику утром.
Лицо Реджины залилось краской.
— Что я помогаю ухаживать за его матерью, — сказал Дилан. — Я спущусь за супом чуть позже.
— Хм… Ну что же, давай, — сказала Антония. — А я должна еще запереть дверь.
Дилан шел за Реджиной между стоящими в беспорядке столиками. А она все еще передвигается с трудом, хмуро отметил он. Возле открывающихся в обе стороны дверей она остановилась. Вернувшийся было на ее щеки румянец исчез.
Ему казалось, что он понимает, почему это произошло. Кухня была ее территорией. Ее маленьким царством. И здесь же менее двадцати четырех часов назад она подверглась жестокому нападению.
В груди у него все сжалось. Одной рукой он осторожно взял у нее пластиковый пакет, а вторую протянул, чтобы толчком открыть дверь.
— Думаю, ты ожидаешь благодарности за то, что не дала матери выгнать меня на улицу.
Вздрогнув, Реджина посмотрела на него. Темные ресницы казались на ее побелевшем лице грязными мазками. Потом в глазах ее блеснула озорная искорка.
— А может, я хотела оставить это удовольствие для себя.
В ответ он ухмыльнулся.
Ее плечи распрямились, и она прошла — точнее, прохромала — под его вытянутой рукой. Она шла к задней двери нетвердой походкой, словно ее прогоняли сквозь строй.
Чтобы подняться по лестнице, ей требовалась его помощь. А может, это он так для себя решил. Возможно, ему просто было приятно прикасаться к ней.
Когда она принялась неловко рыться в пакете в поисках ключа от квартиры, он взял его у нее из рук и вытащил ключ из кармана ее мокрых джинсов. Он контролировал и ситуацию, и самого себя.
До тех пор, пока не переступил порог ее дома и пока стены не сомкнулись вокруг него, словно ловушка.
Она живет в… доме.В доме, какого он не знал почти двадцать четыре года. Уютном. Беспорядочном. Повсюду царил кавардак, который имеет место в жизни людей: подушки на полу, рисунок ребенка на холодильнике, фотографии на столах, красное одеяло на диване. Реджина в кепке и халате улыбается рядом с темноволосой Антонией. В рамке на стене — отпечатки маленьких ручек Ника.