Морской дьявол
Шрифт:
— Турок он хотя и турок, а интерес свой далеко видит. И ему не столько дом нужен, сколько место, на котором он стоит, и сад, и близость двух других ветхих домиков. Он и те потом скупит, и можете себе представить, какое строительство здесь развернет. Говорят, уж архитекторы турецкие приезжали, всё тут промеряли, и то ли гостиницу строить ладят, то ли супермаркет…
Барсов слушал неспешную речь Тимофея, но, уставший за день, не заметил, как заснул, и не слышал дальнейших откровений друга. Проснувшись утром, увидел Тимофея лежащим
Прошла неделя с тех драматических событий; Тимофей все входы в комнаты третьего этажа закрыл на новые замки, друг же его Барсов с дочерью Варей расположились в трех комнатах второго этажа. Варя вставала рано, готовила еду, и они все вместе завтракали.
Елена Ивановна поправлялась, но стресс основательно подкосил ее и врачи советовали ей еще полечиться.
В воскресенье Барсовы вышли на улицу и здесь их ожидала группа заводских рабочих. Старый мастер из фасонно–литейного цеха подошел к директору, снял фуражку, поздоровался.
— Петр Петрович! На территории завода собралось много рабочих, они требуют, чтобы вас восстановили в правах директора.
— Но завод же продан. Его купили акционеры, и среди держателей акций есть и рабочие. Вы теперь все капиталисты, а у меня и одной акции нет. Я и не буду покупать их; не хочу, чтобы мошенники прятались за мою спину.
— Да, всё так, Петр Петрович, но рабочие распутали эту паутину, хотят возврата к старому. Они назначили делегацию из трехсот человек и просят вас прийти в заводоуправление и занять место в своем кабинете.
— Папк! — схватила его за руку Варвара. — Это же здорово! Пойдем скорее!
— Мы на машинах, — сказал мастер. — За вами на собственном автомобиле Петр Андреевич Соха приехал, ваш старый шофер.
— Петр Андреевич? Но он же теперь возит Андрона, нового директора.
— Возил, да вчера отказался. Говорит, не могу с этой кочерыжкой рядом сидеть. Обсыпь золотом — не могу.
Барсовы не стали тревожить Курицына и, ничего ему не сказав, поехали на завод.
Здесь перед входом в главное управление гудела, волновалась масса рабочих, — их было человек пятьсот. Завидев Барсова, они стихли, а потом стали аплодировать. Петр Петрович взошел на ступеньки, поднял руку.
— Здравствуйте, ребята! Я вам не артист, аплодировать мне не надо. Давайте решать, что будем делать?
Толпа загудела:
— Гнать в шею всякую сволочь! Они все наши деньги украли, зарплату не дают.
К Барсову подошли три парня с автоматами и в пятнистой форме. Один из них, краснея и путаясь в словах, заговорил:
— Петр Петрович, мы имеем приказ не пускать вас в заводоуправление.
— Это почему же?
— Вы теперь у нас не работаете.
— У кого это, у вас?
— Собрание акционеров избрало совет директоров, вас в этом совете нет.
Директора окружили плотным кольцом, кто–то рванул одного парня за рукав, тот
— Пятнистые шкуры! Кого они защищают? С автоматами пришли. Бей их!
Барсов поднял руку:
— Никакого насилия! Все дела будем решать через суд. Потребуем пересмотра приватизации. Эта чубайсовская банда купила завод за бесценок. У меня есть смета строительства завода, там все цены. И стоимость оборудования. Это миллиарды, а они заплатили в казну полтора миллиона, да и то не рублей, а ваучеров.
Откуда–то подтянулись пятнистые парни, они пытались оттеснить рабочих.
— Да вы что, ребята! Меня на завод не пускать? Побойтесь Бога! Кому вы служите? Против кого идете? Да вас же…
Показал на массу рабочих, их количество все нарастало, молодые парни подошли вплотную к охранникам, кто–то предложил отнять у них автоматы, но Барсов снова поднял руку и громко прокричал:
— Успокойтесь, друзья! Они бы хотели спровоцировать потасовку, но нам она не нужна. Я поднимусь к себе в кабинет и буду разбираться с новыми хозяевами. Потом вам обо всем доложу.
И открыл дверь. Вслед за ним, отталкивая стражей, устремились рабочие. Шумной галдящей толпой поднялись они к приемной директора, заполнили весь коридор, и часть из них, самых смелых и настойчивых, прошла в кабинет директора. Барсов их не останавливал; в конце концов, они хозяева завода, им и решать судьбу и директора, и самого предприятия. Здесь тоже им встретились «пятнистые парни», и они пытались встать на пути бурлящего святым гневом потока, но их без труда отшвырнули, и они затерялись в общей массе. Кто–то вырвал у «пятнистого» автомат, другого толкнули в спину, — и в кабинете, и в приемной раздавались крики: «Шкуры!.. на отцов и братьев руку поднимают!..»
За столом директора сидел растерянный Андрон Балалайкин. Короткая бычья шея его стала еще короче, он весь сжался, испуганно оглядывал рабочих, криво, виновато улыбался. Четверо пикетчиков подняли его вместе с креслом и отнесли к двери. Здесь его ударили по голове, но кто–то крикнул:
— Братцы! Не трогайте эту гадину! Отвечать придется.
Андрон сунулся в гущу людей и пропал, как пропадает тень в лучах света. А Барсову принесли кресло, и он сел на свое директорское место. Несколько рабочих, — то были организаторы пикета, — подвели двух мужчин и женщину:
— Вот юристы с разных заводов. Андрон попросил их составить заключение.
Два юриста были незнакомы ни Барсову, ни рабочим; они, воспользовавшись суматохой, скользнули за спины людей, продрались к двери и исчезли, третья, женщина, была своя, заводская. Теперь она подавала директору бумагу, смотрела на него прямо, смело, было видно, что она волновалась, хотела бы что–то сказать, но директор читал заключение юристов. Они писали, что приватизация Северного завода произведена по всем правилам и пересмотру не подлежит.