Морской фронт
Шрифт:
Пожар на эсминце прекратился. Корабль с большим креном сел на грунт мелководного Восточного рейда.
Подойдя к борту, мы узнали командира эсминца «Стерегущий» капитана 2 ранга Збрицкого и полкового комиссара Малявкина. Оба были забинтованы и, как негры, черны от копоти. Невысокий круглолицый Збрицкий развел руками:
— Одна большая бомба прямо в корабль… Вот и все…
Мы понимали, какое напряжение пережили эти скромные люди, видя гибель родного корабля. Поэтому, не вступая ни в какие расспросы, я приказал прежде всего погрузить на наш катер всех раненых. Последними мы сняли
Е. П. Збрицкий держался молодцом, он даже не потерял чувства юмора. Обходя раненых, он шутил с ними. Полушутя, полусерьезно Збрицкий показал на небольшую мачту катера:
— Под флагом комфлота идем. Большая для нас честь! — И лукаво подмигнул мне.
Я посмотрел и замер. Действительно, на мачте трепетал алый флаг с тремя белыми звездочками, расположенными треугольником.
Замечу, что на флоте каждый старший начальник имеет свой флаг. Это старинное и строгое правило, которое выполняется неукоснительно. Флаг комфлота с тремя звездочками принадлежит только ему и без его разрешения нигде подниматься не может. Начальнику штаба флота полагается лишь две звезды на флаге.
— В чем дело? — сердито спросил я старшину катера.
Он тоже недоумевал и приказал матросу-сигнальщику немедленно спустить флаг.
В душе я был очень недоволен этой оплошностью. Получилось, что мы самозванцами носились по всему рейду.
И каково же было наше всеобщее удивление, когда сигнальщик развернул перед нами флаг и мы увидели на нем две белые звездочки, а рядом с ними — дырочку от небольшого осколка…
На закопченном лице Збрицкого ослепительно блеснули зубы и белки смеющихся глаз:
— Товарищ начальник штаба! Это очень хорошая примета! Вы обязательно будете командовать флотом…
Я не придал тогда значения этой шутке, но спустя десять с лишним лет, когда я командовал Тихоокеанским флотом, Е. П. Збрицкий, начальник походного штаба на большом учении, подошел ко мне на мостике крейсера и напомнил:
— Видите, я был прав тогда. Теперь на вашем флаге третья звездочка уже настоящая, а не дырочка от осколка…
Мы выходили на Малый рейд, когда снова начался большой налет. Десяток бомбардировщиков устремился на стоявшие здесь транспорты. Бомбы падали всюду. Катер беспрерывно вздрагивал, взметенная взрывами вода заливала палубу. Мы беспокоились о раненых, они нуждались в срочной медицинской помощи, а до госпиталя было еще далеко.
Следующие волны бомбардировщиков обрушили свой груз на боевые корабли и на Кронштадт. Опять нас оглушал невообразимый треск зениток и глухие тяжелые удары взрывов.
Идем на полном ходу вдоль небольшого старого транспорта «Мария», и в этот момент его накрывает бомба. Транспорт в одно мгновение разлетается, как одуванчик от дуновения ветра, и обломки его скрываются под водой. Раненые на палубе катера нервничают. Успокаиваем их, как можем. Дан самый полный ход, катер выходит на редан и летит среди хаоса всплесков.
Не успели мы ошвартоваться у Петровской пристани, как начинается четвертый по счету налет. Незначительные повреждения получил крейсер «Киров», эсминец «Гордый» и подводная лодка «Щ-306». Значительные потери в городе. Много раненых и убитых на заводе,
Вечером, составляя подробное донесение о воздушных налетах, я беседовал с начальником тыла флота генералом Москаленко. Митрофан Иванович был явно расстроен. Его хозяйство понесло большой урон. Фашистские бомбы разрушили завод артприборов, склады, подожгли нефтебаки… Пожарами охвачено десять домов. Всю ночь велась борьба с огнем. Моряки оказывали помощь пострадавшим, спасали флотское имущество.
Особенно пострадал Морской госпиталь, по всем данным, получалось, что фашисты специально в него целились.
В один день на Кронштадт и корабли совершили налет 180 самолетов противника. Такого еще не бывало. Потери немцев — десять бомбардировщиков. Хотя мы имели всего пять самолетов-истребителей, летчики Костылев, Усыченко, Ткачев, Руденко и Львов отважно вступали в бой и на глазах у всего флота сбили не один «юнкерс».
Жертв на берегу могло быть неизмеримо меньше, если бы служба ПВО, система укрытий и оповещения оказались на должной высоте. А тут было много неорганизованности. Во время налетов на перекрестках улиц стояли толпы зевак и смотрели, как падают бомбы…
Комфлот вновь обратился к командующему Ленфронтом с просьбой усилить истребительной авиацией Кронштадтскую военно-морскую базу, но, к сожалению, нам вновь отказали, ибо не прекращались воздушные налеты на Ленинград.
К вечеру заглохли зенитки, но гул канонады по-прежнему стоял в воздухе. Линкор «Марат», крейсер «Киров» и форты вели методический огонь по фашистам. Под гул канонады наши «труженики моря» — быстроходные катера-охотники, приняв новый запас мин заграждения, с наступлением темноты уходили на запад. Уже в который раз они отважно и дерзко, под самым носом у противника ставили в его тылу, на фарватерах Выборгского залива, свои смертоносные «шарики»! Выборгский порт, таким образом, был закрыт для воинских перевозок фашистов. Этим мы надежно укрепляли наш северный фланг морской обороны подходов к Кронштадту.
Ночь выдалась прохладная, звездная. Мы сидели в штабном садике. Наш «рабочий день» не кончился. Помощник начальника штаба капитан 1 ранга В. Ф. Черный часто подходил и докладывал о различных просьбах, поступавших от учреждений и частей. Одни просили команду матросов для смены уже работающих по раскопке обвалившихся домов, другие просили прислать матросов для расчистки завалов, образовавшихся на улицах. За ночь надо было навести в городе хотя бы элементарный порядок. Люди выбивались из сил, опыта восстановительных работ у нас в ту пору не было.
Всегда собранный, бодрый, В. Ф. Черный получал от ком-флота указания и уходил, чтобы передать их в части.
В темноте послышался зычный бас:
— Где комфлот?
Помощник дежурного по штабу маленьким затемненным фонариком осветил фигуру генерала Москаленко. Он пришел доложить, как дружно, напористо работают люди на заводе артприборов — расчищают завалы, спасают оборудование.
— Они смертельно устали. Необходимо им срочно помочь.
Услышав, что ему будут выделены матросы, генерал поблагодарил, скрылся во мраке. Уже издалека доносился его возмущенный голос: