Морской фронт
Шрифт:
— Кажется, так, но надо еще проверить…
Лицо Валентина Петровича засияло.
— Я в этом убежден и потому на сей раз с полным правом желаю спокойной ночи!
Еще никем не подтвержденная весть облетела штаб. Начальники отделов старались найти повод, чтобы лишний раз зайти ко мне и завести на эту тему разговор. Но я молчал, боясь обмануться в том, чего мы все так долго ждали…
И все-таки чувствовалось начало перелома. Кризис миновал. Наступление врага выдыхалось. Разбив лоб о стены города-героя, он стал окапываться. Пусть пока только на отдельных участках.
Враг неистовствует
Мы передали Ленинградскому фронту 6-ю отдельную бригаду морской пехоты —
17 сентября благополучно вернулась из разведки района Таллина подводная лодка «М-97» под командой капитан-лейтенанта А. И. Мыльникова. Ее экипаж отлично выполнил задачу и осветил нам обстановку в Финском заливе. Мы снова могли сделать вывод, что фашистский флот не собирается помогать своей армии под Ленинградом, нигде крупных кораблей не видно, море мертво. Это развязывало нам руки, позволяло бросить все силы флота на поддержку наших армий, сражавшихся под Ленинградом. И наконец, разведанные А. И. Мыльниковым фарватеры сулили возможность развертывания подводных лодок и в Балтийском море. Моряки «малютки» не ограничились разведкой. На Таллинском рейде они атаковали и потопили фашистский транспорт.
Выйдя на южный берег залива, враг стремился прервать нашу морскую коммуникацию Кронштадт — Ленинград. От Стрельны до головы дамбы Морского канала всего две мили. Это, конечно, прибавило нам хлопот. Но бои, которые вел противник на берегу залива, отвлекали его силы от главного. Наша задача состояла в том, чтобы не дать гитлеровцам отвести отсюда хотя бы часть своих войск.
С выходом фашистов на побережье залива окончательно оформился ораниенбаумский «пятачок», ограниченный 60-километровой дугой от реки Воронки и Копорского залива до Петергофа. Глубина этого плацдарма в самом широком месте не превышала двадцати пяти километров. Но держался он крепко. И именно с него впоследствии началось наше стремительное наступление.
Провал фашистского штурма мы различали все отчетливее. Голоса людей стали звонче, веселее… И когда поздно вечером дежурный офицер шифровально-штабной службы принес мне очередное донесение, я с улыбкой спросил ярко-рыжего, веснушчатого лейтенанта: «Ну, что новенького?», хотя особенно «новенького» ничего не сообщалось: фашисты сегодня вновь интенсивно обстреливали Ленинград, но фронт продвинулся к городу уже значительно меньше, чем за прошлые дни. Атаки на Пулковские высоты отбиты. То, что противник окапывается, хотя бы и на небольших участках фронта, говорило о многом…
Но если чуть тише стало на сухопутье, то над флотом нависала гроза. 18 сентября массированный огонь тяжелых орудий фашисты направили на наши крейсера «Максим Горький» и «Петропавловск», стрелявшие с позиции в Морском канале. Пушки этих кораблей доставили много неприятностей противнику, наступавшему на Лигово.
Крейсер «Максим Горький» стоял у стенки Хлебного мола Торгового порта, когда немцы сосредоточили на нем огонь нескольких батарей. Хотя снаряды падали неподалеку, крейсер не прекращал стрельбы. Он даже сбил аэростат наблюдения, поднятый гитлеровцами для корректировки. Но вот в крейсер попал 150-миллиметровый снаряд, нанес большие повреждения, вызвал пожар. Экипаж крейсера, отлично подготовленный к борьбе за живучесть корабля, потушил пожар и устранил повреждения. Корабль продолжал стрелять.
Одна интересная деталь. Когда корабль оказался под огнем вражеской артиллерии, его командир капитан 1 ранга А. Н. Петров на узком, ограниченном пространстве сумел развернуться и вывести крейсер в безопасную зону. А ведь длина корабля двести метров! В условиях мирного
Крепче досталось второму крейсеру — «Петропавловск». Это был совсем еще не достроенный корабль, на нем не хватало целого ряда механизмов и устройств. Он не имел самостоятельного хода, не работала и трюмная система. В начале войны срочно была введена в строй лишь артиллерия главного калибра, и, таким образом, крейсер представлял собой сильную плавучую батарею. В него попало за день восемь снарядов большого калибра. Возникли пожары, в пробоины хлынула вода, временные переносные помпы не успевали откачивать воду, и крейсер с креном сел на грунт. Среди сотен стрелявших по фашистам орудий флота это была относительно небольшая потеря, но все же потеря. Утешало одно: крейсер до конца выполнил свой долг и внес посильный вклад в оборону Ленинграда.
В разгар жестокой артиллерийской канонады наши радиостанции приняли депешу, переданную открытым текстом на русском языке: «По приказанию начальника обороны немедленно прекратить огонь». Эта глупая провокация была сразу разгадана и лишь подняла боевой дух артиллеристов. Явно не от хорошей жизни гитлеровцы пускаются на столь дешевую хитрость. Моряки знали, что армия и флот прекратят свой огонь лишь после полного и окончательного разгрома врага.
19 сентября значительно раньше обычного над Кронштадтом и кораблями, стоявшими на рейде, появились немецкие самолеты-разведчики. Они шли на большой высоте, а под ними на фоне голубого неба вспыхивали белые облачка от разрывов зенитных снарядов. Шум стоял невероятный, зенитки били, казалось, крепче самых тяжелых орудий… Они, конечно, мешали разведчикам снижаться, но этого было недостаточно. Сбить бы эти самолеты, но, увы, все просьбы комфлота об усилении Кронштадта истребительной авиацией пока не удовлетворялись, хотя весь ход событий показывал, что противник всерьез занялся флотом и готовится к мощным бомбовым ударам.
За разведчиками вскоре появились бомбардировщики. С большой, высоты они сбросили первые бомбы на Кронштадт. Фашисты метили в линкор «Марат», находившийся в гавани. Четыре бомбы упали далеко от линкора, две бомбы — за стенкой, на Малом рейде, и две бомбы в городе, у Летнего сада. В целом же повреждения оказались незначительными, никто не был убит и даже ранен.
Противник долго обстреливал Ораниенбаумскую гавань из крупнокалиберных пушек. Москаленко сокрушался:
— Болваны, и чего зря тратят снаряды! Кораблей в гавани нет, две дивизии давно в Ленинграде, только сожгут все мои склады и разрушат причалы…
Гитлеровцам действительно не было особого смысла обстреливать порт, но ведь они этого не знали…
Учитывая напряженную обстановку в Невской губе, комфлот еще неделю назад приказал срочно оборудовать пирсы в Лисьем Носу для организации всех необходимых перевозок по линии Ленинград — Лисий Нос — Ораниенбаум. Этим путем мы теперь осуществляли и перевозку войск, и питание всем необходимым ораниенбаумского «пятачка», на котором оставались многие части 8-й армии. Инженерный отдел флота построил хорошие пирсы, которыми пользовались не только во время немецкого наступления на Ленинград, но и потом, при сосредоточении войск на ораниенбаумском плацдарме для прорыва блокады.
Не переставали мы пользоваться и Морским каналом. Для мелкосидящих кораблей штаб флота наметил фарватер вдоль северного берега залива, с тем чтобы они, курсируя между Ленинградом и Кронштадтом, проходили возможно дальше от Стрельны и Петергофа, где противник уже установил орудия и прожекторы.
Поскольку Морской канал находился под обстрелом противника, катера, буксиры и мелкие боевые корабли, направляясь в Ленинград, теперь входили в него Корабельным или Петровским фарватером и реже Елагинским.