Морской лорд. Том 2
Шрифт:
Шутку мою оценили, хотя у большинства не было владений по соседству с Уэльсом.
– Не такой большой и неприступный, конечно, – показал я на стены холла, подразумевая весь Винчестерский замок, – но и не обычный манор. Скажем так: каменный дом с каменными стенами и башнями, огораживающими двор, расположенный на холме, который окружен рвом.
– Сколько у тебя земли сейчас? – спросил король Стефан.
– Девятнадцать «кольчужных» ленов, – ответил я. «Кольчужными» называли лены, за которые надо было выставлять на службу рыцаря. – Хотелось бы, чтобы их стало тридцать. Уильям Мартел
– Но тогда ты станешь моим вассалом, – с усмешкой произнес король Стефан.
– А я и не отказываюсь быть вассалом такого смелого рыцаря, – лизнул я. Судя по поступкам Стефана, в первую очередь он считает себя рыцарем, а королем – во вторую. – Только после того, как будет заключен мир с императрицей Мод. Тогда я принесу королю тесный оммаж (высший по отношению к другим сеньорам) и буду служить ему, не нарушая клятвы, данной ранее другим сеньорам. Но до этого буду сражаться на их стороне и платить щитовые деньги за маноры от короля.
– Так будет справедливо, – вдруг поддержал меня епископ Генрих.
Мне показалось, что поединок произвел на него неизгладимое впечатление. Видимо, не так уж часто и кроваво убивают на его глазах в честном поединке. Большой физической силы ему бог не дал, а в детстве, видать, мечтал стать рыцарем, как и старший брат. Теперь, наверное, представляет себя на моем месте.
– Пусть так и будет, – решил король Стефан.
Вскоре я обрел еще одного сеньора, короля Стефана, и стал лордом сеньории Чейлдвол, расположенной в графстве Ланкастер, на правом берегу устья реки Мерси. В сеньорию входил Чейлдвол, тянувший на три лена, и восемь деревень, в том числе и Лиуерпул, которому предстоит превратиться в Ливерпуль. Теперь я с полным правом мог называться бароном, потому что имею более двадцати ленов.
После совершения оммажа я был приглашен на пир. Обслуживали нас монахи. Они приносили блюда из кухни расположенной во дворе. Это уже были не просто куски зажаренного на вертеле мяса, а, скажем так, переходный вариант к будущей французской кухне. Подали даже острый соус темно-коричневого цвета. Единственным достоинством соуса была его острота.
Я сидел рядом с епископом Генрихом, который попросил Роберта де Бомона уступить мне это место на один вечер. Братья не рискнули ссориться с ним. Папскому легату хотелось расспросить меня о Византии. Я исправно отвечал на его вопросы, хотя мало что мог рассказать. Ведь по легенде я служил в пограничной провинции, а не в Константинополе. Рассказывая о крещении кочевников (не стал говорить, что аланов), не нашел подходящего слова и употребил греческое. Епископ понял меня. Мы поговорили на греческом, затем перешли на латынь, которую понимал кое-кто из сидящих за столом. Только не король Стефан, поэтому, по моему предложению, вернулись на норманнский.
Короля удивило, что я держу вилку в левой руке. Точнее, это была бабушка вилки – двузубый предмет с рукояткой из черного дерева. Такую подали только епископу Генриху.
– А для меня такой не найдется? – спросил я.
– Принесите и ему, – приказал епископ толстому монаху с круглым лоснящимся лицом.
Тот поклонился, показав капельки пота на гладко выбритой
– Ты левша? – спросил король Стефан.
– Нет, – ответил я, – но меня научили биться и левой рукой. Просто нож сейчас выполняет более важную работу, поэтому держу его в правой.
Епископ Генрих взял вилку в левую руку, но получалось плохо.
– Всё дело в тренировке, – поделился я опытом. – Через несколько дней будет получаться не хуже, чем у меня.
– Начну тренироваться с завтрашнего дня, – решил епископ и пошутил: – а то сегодня останусь голодным.
Все засмеялись, кроме короля. Во-первых, ему незачем было подлизываться к брату; а во-вторых, шутки он понимал с трудом. Зато был отменным едоком. Я не съел и половины того, что умолотил он. Наевшись, король Стефан завел разговор о Нормандии. Дела там у него шли неважно. Жоффруа Красивый отхватывал один кусок за другим с завидной скоростью.
– Что бы ты сделал на моем месте? – спросил меня король Стефан.
– Если потеряешь Нормандию, все равно останешься королем. Если потеряешь Англию, то и герцогом Нормандии пробудешь не долго, – ответил я.
– Это я и сам понимаю, – немного раздраженно произнес король.
– Жизнь устроена так, что мы не можем всегда быть сильными, – продолжил я. – Это касается и наших врагов. Хороший полководец умеет дождаться момента, когда он силен, а враг слаб.
– Ты командовал большими армиями? – просил король.
– Нет, – ответил я. – Самое большее – тремя тысячами.
– Разве это маленькая армия?! – удивился Вильгельм Ипрский, граф Кентский.
– По византийским меркам – да, – ответил я.
– Вильгельм Завоеватель с пятью тысячами рыцарей захватил Англию, – вставил епископ Генрих.
– Он напал вовремя, когда враг был слаб, – произнес я.
– Так ты предлагаешь подождать, когда Жоффруа захватит всю Нормандию и ослабеет? – вернулся король Стефан к интересующему его вопросу.
– А есть выбор? – спросил я в ответ. – Если все пути ведут к проигрышу, то минимальный проигрыш – это выигрыш. Не стоит менять Лондон на Руан.
– Вот и они мне тоже самое говорят, – кивнул король на сидевших слева от него графов Кентского и Ричмондского.
– Советники иногда дают хорошие советы, – шутливо произнес я.
Значит, король Стефан в Нормандию не сунется в ближайшее время. По крайней мере, пока не избавится от армии Роберта, графа Глостерского.
17
Что я и рассказал графу Роберту через два дня, когда вернулся к Шерборну.
– Сегодня же отправлю сообщение графу Жоффруа, – решил граф Глостерский. – Чем быстрее он захватит Нормандию, тем быстрее поможет нам.