Морской узел и счастливый билет

Соловьев Сергей

– Иван Иванов, – гордо произнёс мужчина и осклабился.

Руки злодея теперь украшали новехонькие наручники. Минаков повёл злодея в свою каюту.

– Ладно, сейчас в купе тебя досмотрим, – пообещал он.

Сергей Петрович шёл впереди, за ним двигались закованный налётчик и полицейский. Капитан постучался в дверь купе, купец ответил почти сразу.

– Кто это? – говорил срывающимся голосом не то что бы счастливый, но точно удачливый Дормидонт Степанович.

– Я это, ваш сосед, – явственно ответил капитан.

– Заходите, пожайлуста.

И

двери купе открылись. На пороге стоял купец, уже расставшийся с изрядной долей хмеля, с совершенно несчастным побитым лицом. Рубашка на нём была ещё грязная, как впрочем, и брюки. Тем временем полицейский открыл своё купе, завёл в него Иванова, приковал того к столу, во избежание глупостей. Затем господин Минаков, не спрашивая разрешения, сел на диван, и вопросительно посмотрел на Глазьева.

– Бумага у вас имеется? И чернила с пером.

– Так найду, – немного растерянно ответил купец.

Требуемое нашлось в саквояже купца, великолепный дорогой дорожный прибор для письма, и два листа бумаги.

– Садитесь, пишите…

« Я , Дормидонт Степанович Глазьев, получил из рук сотрудника сыскной полиции своё портмоне с…»

– Пересчитайте при мне, почтеннейший, – попросил – потребовал полицейский чин.

– Я немного нетрезв… Руки трясутся…

– Лично, именно лично, Дормидонт Степанович. Деньги, они счёт любят.

– Подчиняюсь должностному лицу, – не спорил больше пострадавший.

Купец открыл портмоне и принялся пересчитывать денежные знаки, которые капитан флота его Величества видел теперь во второй раз в жизни. Это были билеты по десять червонцев золотом, необыкновенного розового цвета. Всего Глазьев насчитал тысячу десять билетов, иначе говоря, на кругленькую сумму в сто одну тысячу золотом.

– Ну как? – утонил Минаков.

– Всё точнехонько. : согласился Глазьев.

– Вот, дописывайте, будьте так любезны.

« Я , Дормидонт Степанович Глазьев, получил из рук сотрудника сыскной полиции своё портмоне с. сто одной тысячей рублей, которые ранее у меня

отняли грабители. Писано в присутствии капитан – лейтенанта Стаброва Сергея Петровича»

Подпись: Глазьев Дормидонт Степанович.

– Ну вот. Отдохнёте, господин Глазьев, позовём вас на опознание грабителя.

– Так их двое было!

– Один испугался господина Стаброва и выпрыгнул из поезда на полном ходу, – изволил пошутить полицейский, – ну пойду. Ночь, спать надо. И вам, спокойной ночи. И хотел бы я записать показания ваши, господин офицер.

Стабров только кивнул в ответ, и принялся за свой чай. Отхлебнул и чуть не плюнул от огорчения. Тем более отвлечься было проще, и он рассказал полицейскому, как воевал, попал в плен, затем лечился, был списан со флота по ранению и ехал домой, в Орловскую губернию, жить на небольшую пенсию. Ну и как заметил двух злодеев и вмешался в события. Полицейский кивнул, дал подписать показания, и еще раз кивнув, удалился.

Капитан- лейтенант вернулся к чаю, пододвинув к себе подстаканник. Он опять отпил немного, но лучше бы этого не делал. Чаем ЭТО назвать было сложно, особенно если уже приохотился к нормальному чаю. Именно нормальному,

на хороший у тогда лейтенанта денег бы точно не хватило. Подумал, а если заварить свой чай у проводника- так ночью не заснёшь. Лучше поутру хорошего чаю сделать, а сейчас спать, как подумал Стабров.

ГЛАВА 3 Сон в летнюю ночь

В юности Сергей Петрович увлекался Шекспиром, многое перечитал, и в его поэзии понимал преотлично… Перед дождём, когда сильно падало давление, Стабров чувствовал себя преотвратно, голова болела и кружилась, и начинали преследовать тяжёлые сны. Вроде бы лечили- лечили в госпитале, а это, видимо, на всю жизнь осталось. Капитан видел своих друзей с миноносца «Страшный». Он их видел живыми, они с ним здоровались, моряки занимались своими делами, а их ?орабль во сне стал ослепительно белым. Только вот Малеев без устали носил коробки патронов для митральезы. Бывали и жуткие сны- развороченная палуба японского корабля, в дырах, словно это дуршлаг, и кровь на палубе, будто малиновое варенье разлили.

Но сегодня ночь, после этого суматошного дня, выдалась спокойная. Он принял немецкий аспирин, порошок, запив его теплой водой, и заснул сразу, позабыв про свою больную голову.

Он с сопровождающим, японским офицером Мэдока Такахаси ехал на поезде в Дого, на воды. После контузии и осколочного ранения доктор Красного Креста прописал лечение и командование лагеря Мёэндзи в Мацуяма, не стало в этом препятствовать. Бани здесь были деревянные, из хорошего дерева. Сергей Петрович переоделся, и вместо мундира был теперь в халате, или по местному в кимоно, и деревянных банных тапочках. Он сел в бочку с горячей водой, рядом в такой же бочке сидел Мэдока Такахаси, и довольно пыхтел, выражая удовольствие. Они вышли передохнуть и попить чай. Японец понимал по- английски, так что Стабров говорил с ним на языке Шекспира.

– Я больше пуэр люблю, – говорил лейтенант.

– Пуэра много сортов, – заметил японец, – у каждого свой вкус и аромат.

– Согласен. Не думаю, что бы нам привозили нечто удивительное. Покрепче, и то хорошо.

Оба надолго замолчали, наслаждаясь моментом счастья. Но тут их отвлекли. Подошли даже японские молодые барышни, и поклонившись, передали мандарины и печенье. Одна из гостий увлекла японца в одну из комнатушек, и рядом с русским присела прелестная молодая японка.

– Меня зовут Игами Окуё, – представилась барышня по – английски.

– Лейтенант Стабров Сергей Петрович, – растерявшись, пытался дотронуться до головного убора, которого на нём здесь не было. Кто же, позвольте узнать, фуражку в баню надевает?

– Пойдёмте, я вас развлеку, – загадочно начала красавица.

Девушка, с очень правильными чертами лица, с небольшим носом с горбинкой, хотя и небольшого роста, была прелестно по -женски сложена, так мило улыбалась, и отказаться было решительно невозможно. Он пошёл за ней, барышня быстро разделась, и присела на циновку. Моряк не может разочаровать барышню, пусть и японскую, и лейтенант мигом тоже разделся догола.