Морской волк. 3-я Трилогия
Шрифт:
Застолье плавно перетекало в неофициальную фазу. Становилось откровенно скучно. «Шарлемань» (интересно, как этот кабак назывался до войны) считался очень приличным заведением, и «дам полусвета» сюда не пускали. Так что единственным женским обществом в зале были жены французских офицеров, немногочисленные связистки-немки и еще меньшее число «приличных» француженок. А что может быть истинной наградой солдату после тягот и лишений в боях и походах? Тиле с неудовольствием подумал, что сейчас придется вернуться в особняк (в охраняемом квартале, выделенном для размещения высших чинов) и провести остаток вечера в одиночестве.
И тут он встретился взглядом с женщиной — довольно красивой, лет тридцати,
Графиня Мари Липская. Отец у нее был то ли русским, то ли поляком, но перебрался во Францию еще до той Великой войны, женился на француженке. Родилась в 1912-м, в Париже, еще десять лет назад перебралась в Тулон — по слухам, из-за романа с каким-то морским офицером. Образованна, свободно говорит по-немецки и по-итальянски. Благонадежна, в подозрительных и порочащих связях не замечена. Владеет здесь чем-то вроде клуба, где бывает весь высший свет, и германские офицеры тоже. Этим и живет — перепродажа антиквариата, произведений искусства, старых книг, а также посредничество в торговых сделках и информация, она в Тулоне знает всех сколько-нибудь значимых. Ну и женщины — нет, герр адмирал, не бордель, хотя по сути… У нее есть подруги, такие же приличные дамы, замужние и нет. Им тоже хочется бывать в обществе, а не скучать дома, и они посещают клуб, и нередко находят мужчин, с которыми встречаются постоянно — ясно, что и графиня имеет что-то с этого, за услугу. Живет богато, явно не стесняясь в средствах. Постоянного мужчины не замечено.
Для Тиле всё стало ясно. Он, фактически командуя морскими силами Еврорейха на западном направлении, держал свой флаг в Нарвике, Бресте, Ферроле, Гибралтаре — но вот в Тулоне не бывал. В то же время «адмирал-берсерк», кавалер всех мыслимых наград кригсмарине — и Рыцарского креста с Мечами, Бриллиантами, Дубовыми листьями и Почетного кортика (который ему вручил в Берлине лично рейхсфюрер, номинально командующий ваффенмарине) — адмирал, принесший Германии «победу, равную Скагерраку», был фигурой, знакомство с которой — уже капитал. А значит, эта курица (умна, образованна — значит, с напыщенным видом может рассуждать о самых заумных материях, и не больше!) будет безумно горда назавтра рассказывать «в обществе», как беседовала, а может и не только, с самим Тиле. «Что ж, курица, будут у тебя после такие воспоминания! И не только о беседе».
Дама охотно села к его столику. И то, что было дальше, полностью оправдало ожидания Тиле — любезности, красивые слова обо всем, что в «обществе», согласно этикету, может служить темой пристойной беседы. Дура, неужели неясно, что мне от тебя нужно лишь одно? Ведь старый солдат, давно не слышавший слов любви, заслужил большую награду, чем какие-то слова!
— Куда поедем?
— О, герр адмирал, а разве вы не хотите посмотреть на мой клуб и произведения искусства, что я там собрала — сейчас там никого нет, и никто нам не помешает! И это совсем рядом, буквально в нескольких кварталах!
Графиня сама вела маленький «ситроен»; «мерседес» с Тиле, адъютантом и двумя охранниками от СД ехал следом. Ехать и в самом деле оказалось недалеко: центр города, фешенебельный район, апартаменты графини занимали целый этаж старого дома — это рассказал адмиралу один из офицеров-охранников, там уже бывавший. Тремя кварталами дальше находилось гестапо, по улице мимо прошел немецкий патруль — сама мысль о нападении макизаров казалась невероятной, однако же, как положено по инструкции, двое телохранителей поднялись в дом первыми, чтобы убедиться в отсутствии любой угрозы и подозрительных лиц — вернувшись,
— Ах, герр адмирал, неужели вы думали, что я связана с маки? Меня же знает весь Тулон, уже столько лет! И поверьте, мне здесь ну совершенно не нужны проблемы!
«У тебя будут проблемы, курица, если ты не замолчишь! — подумал Тиле, на время отпустив охранников (не хватало еще, чтобы они торчали за дверьми). — И мне не интересны твои рассуждения про импрессионизм, или как там называется эта мазня, что развешана по стенам? Предлагаешь пройти в гостиную, где уже сервирован стол? Вино, фрукты, прибор на двоих — но я после ресторана сыт уже! И мне надо совсем другое — спальня где?»
Меч путался в ногах. Настоящий самурайский меч, который всё же вручил ему Мори Танабэ — меч, принадлежащий одному из пилотов: «Вопреки обычаю он ушел на вылет без клинка, несущего удачу — и не вернулся». Японский меч-катана был мало похож на саблю, полагающуюся офицерам кригсмарине при полной парадной форме, а уж носить его вместе с кортиком не укладывалось ни в какой порядок — но кто будет указывать адмиралу, да еще герою с такой репутацией; отчего Тиле пристегнул меч, отправляясь на торжество, не знал он и сам — может быть, из-за иррациональной веры, что японец прав, и Меч действительно дарует владельцу какую-то способность, или просто удачу. Рукоять, приятная на ощупь, удобно лежала в ладони, а тонкий, слегка изогнутый клинок, казалось, сам просил крови — взяв меч в руку, хотелось прочувствовать, как он рассекает плоть; сейчас Тиле отлично понимал самураев, проверявших новый меч на первом встреченном путнике, а также считавших, что если клинок долго не пил кровь, он теряет не только остроту, но и Силу, даваемую владельцу.
Захотелось вдруг выхватить меч и ударить эту курицу, как учил Танабэ-сан, сверху вниз, «опусканием журавля». Желание было таким сильным, что Тиле даже убрал руку с эфеса, боясь не сдержаться. «Да не хочу я сейчас твоего вина — а, вот это, кажется, спальня! Что за беспорядок, всё разбросано, какой-то чемодан посреди, и свернутая трубкой картина, вынутая из рамы… Курица пищит, что только приехала, не успела распаковаться? А вот на кровать тебя — воистину королевских размеров, с пологом поверх!»
Он взял ее грубо, как матрос, год не видевший берега. Даже разорвал на ней платье, не дожидаясь, пока она его снимет. Она что-то пищала, ему же хотелось ее придушить. «Что у вас есть хорошего, французики, кроме ваших женщин? И лучшие женщины должны принадлежать победителю, во все времена, разве это не так?» Ему не было дела до ее чувств, и даже — жива ли она вообще. Он хотел получить удовольствие и снять напряжение, всё остальное было неважно.
А когда всё закончилось и он, одевшись, пристегивал меч, то снова отчего-то захотел опробовать клинок на этой курице, но сдержался. Потому что он снова придет в этот дом, когда захочет, и без всякого приглашения — он здесь хозяин, и в его власти отправить эту даму и всех ее знакомых, в гестапо. Напряжение почти исчезло, какое-то едва заметное беспокойство еще сидело на самом краю его сознания, но он не стал задумываться. Можно теперь и выпить вина. А затем — повторить.
И когда он уже поднес бокал ко рту, в голове его вдруг всё стало четким и ясным, как во время боя, когда Полярный демон касался его сознания.
Она только приехала? Беспорядок в комнате — при собранном чемодане? И нет следов пыли — может, убирает прислуга? И стол, накрытый на двоих — значит, она заранее знала, что я буду здесь? Или она собралась немедленно уехать, сразу после того, как я уйду?
Но он успел проглотить содержимое бокала. И почувствовал, как качается под ногами пол. А графиня смотрела с усмешкой, взглядом умным и жестоким — глазами врага.