Моря и годы (Рассказы о былом)
Шрифт:
Оказалось, что под полубаком, кроме санитарного узла, нашего кубрика, каюты боцмана и его кладовых, ничего не было. Это нам понравилось. Одно плохо: с чайниками и бачками для пищи нужно пробираться через штабеля досок, а потом спускаться чуть ли не по вертикальному трапу. Чтобы доставить целехоньким хотя бы бачок со вторым блюдом, не говоря уж о борще, бачковому требовалась ловкость циркача. Это в тихую погоду! А в качку — дело безнадежное…
Но жизнь заставила, выучились и цирковому мастерству. Доставляли пищу и в шторм! Не пролив борща и не присолив морской водой…
Свои хронометры
Ежедневно, если позволяла погода, занимались астрономическими наблюдениями. Боцман, видя, как в зоне его владений (на полубаке) мы денно и нощно |работаем с секстанами, выпуская их из рук только на время решения задачи, если не с уважением, то уж, безусловно, с одобрением смотрел на наши труды. Тогда же в первый бессолнечный день мы, найдя кирки, стали отбивать многолетнюю ржавчину ватервейсов, а потом, попросив стальные щетки, отдраили их до блеска и засуричили, боцман признал нас стоящими парнями.
Пересекли, миновав циклон и пройдя по его окраине, малахитовое Северное море и подошли к порту Ньюкасл-апон-Тайн. Недоумеваем: почему не входим в порт, а стоим, как и еще два транспорта, на рейде?
— Штурман! — окликнул капитан «Волховстроя» Карклин. — Сколько осталось до полной воды?
— Три часа десять минут.
— Выходит, до открытия портовых ворот успеем пообедать. Раньше за нами буксир не придет.
Что за ворота, да еще в порту?.. В толк не возьмем. Ну что ж, поживем, подождем и увидим! Воздав должное творению судового кока, все поспешили наверх. Бинокли переходили из рук в руки точно эстафетная палочка.
Из ворот порта показался буксир. Прибежав, взял «за ноздрю» нашу посудину и, яростно задымив, повел в порт. Вначале «Волховстрой» помогал ему своей машиной, а когда до входных ворот осталось метров пятьсот, застопорил ее, вручив свою судьбу полностью буксировщику.
Акватория порта была разбита на несколько гаваней (доки), каждая из них имела свои шлюзовые ворота, только менее массивные, чем главные входные, на которые возлагалась задача защищать порт в шторм от яростных волн. Так по всей Англии, за исключением тех мест, где протекали глубоководные реки, позволяющие судам входить и в самую низкую воду. Раньше мы думали, что докеры — это рабочие, занимающиеся в доках (как и у нас) ремонтом кораблей. В Англии докер — грузчик морского торгового порта.
Пройдя таможенные и пограничные формальности, экипаж получил право свободного сообщения с берегом.
Городок Ньюкасл-апон-Тайн невелик. Так же, как это обычна бывает и в других странах, центральная часть у него более красивая, более благоустроенная. Окраины, где живет трудовой люд, не ухоженные, дома закопченные, похожие один па другой. Люди живут там нелегкой жизнью. Редко кого встретишь с улыбкой на лице. Ребятишки, предоставленные сами себе, играют на проезжей части узеньких улочек.
Увидели мы в городе странное
Ежедневно к началу рабочего дня на два железнодорожных пути, проложенные вдоль причала, подавалось ровно столько вагонов, сколько докеры успевали загрузить за трудовой день. Перемещение загруженных и порожних вагонов производил один портовый рабочий с помощью гидрошпилей и троса с гаком. Все делалось, спокойно, без всякого шума и аврала.
За период почти двухнедельной стоянки каждый из нас, выбрав в магазине понравившуюся ему шерстяную ткань, успел заказать себе костюм. Когда заказы были сделаны, стало известно, что «Волховстрой» идет в Лондон, где примет сахарный песок. Все мы горестно повздыхали об исчезнувшей возможности приобрести экипировку в самом Лондоне, а не где-нибудь… Отказаться от заказа значило бы потерять половину его стоимости. Это нам было не по карману.
В Лондоне «Волховстрой» поставили на Темзе ниже города, в районе Черного буя, на две бочки, как и многие другие суда. На берег можно было попасть либо на своей шлюпке, либо за плату на шлюпке перевозчика.
К «Волховстрою» подвели баржи с тростниковым сахаром, докеры занялись погрузкой. Принимал груз и следил за порядком погрузочных работ «грузовой» помощник капитана.
Все дни стоянки в Лондоне мы осматривали его достопримечательности. Любовались сокровищами Национального музея — этой истинной Гордости англичан, побывали в военно-морском музее, на парусном корабле, на котором плавал и побеждал адмирал Нельсон, в ратуше, у Королевского дворца во время смены караула, в Гайд-парке.
В один из вечеров, когда мы сидели на полубаке, дымя кепстеном из своих трубок, обычно молчаливый Михаил Соловьев предложил:
— Через два-три дня закончится сахарная эпопея. А не потопать ли нам на нулевой меридиан? Заодно сличим хронометры и определим их поправки по гринвичским часам точного времени. Как полагаете?
Предложение было встречено всеобщим одобрением. К тому же валютный фонд у многих иссяк. А бей него в Лондоне делать было нечего.
На следующий день все без исключения отправились в Гринвич. Помещение обсерватории похоже на замок. Оно обнесено высоченным каменным забором. Рядом с входом, на заборе, — огромный циферблат с секундной стрелкой. По этим часам, как нам объяснили в обсерватории, и следует производить сличение принесенных нами хронометров.
— Есть предложение отметить историческое событие — наше пребывание на Гринвичском меридиане, который буквально лежит под нашими ногами! — провозгласил Хирвонен.
— Дорогой Саша, вы забыли о сухом законе, объявленном в нашем братстве… — напомнил кто-то.
— Дайте же мне закончить, — взмолился Хирвонен. — Отметить документально! Для этого просить Мишу Соловьева использовать его фотоаппарат…
— Всегда готов! Встаньте на меридиане кучнее и без постных физиономий!
Пока мы утискивались на меридиане, Соловьев успел отщелкать полпленки. Затем мы сфотографировали трек Михаилов — Дацюка, Куликова и Соловьева — на лужайке под могучим дубом. Снимок назвали «Мишки на Гринвиче».