Моря и годы (Рассказы о былом)

Андреев Владимир Александрович

На корабле верхнюю палубу, по которой будут двигаться танки, застилают досками, на корме у одного борта строят деревянный гальюн, у другого умывальник, возводят навес для походных кухонь, а в трюмах делают нары и столы. На железнодорожной платформе привезли танк для тренировки и проверки стропов. У Баляскина дел по горло. Надо по-флотски встретить армейцев, организовать для них просмотр кинокартины, написать лозунги, выпустить стенную газету… Не знаю, как другим, а мне такая горячая и спорая работа по душе!

Наконец нам прислали уйму всяких документов,

разработанных различными штабами. Мы изучили их с командным составом. Провели занятия. Состоялись партийные и комсомольские собрания, на которых все и всем было растолковано.

Как только наш «Теодор Нетте» принял армейскую часть и танки, бригадные острословы тут же окрестили его танконосцем. Вскоре мы вышли в море и взяли курс к югу от острова Аскольд.

Пока шли в назначенную точку, армейцы обживали корабль. Благодаря усилиям Баляскина контакт армейцев с моряками, к взаимному удовольствию, не только установился, но и сразу стал действительно дружески крепким.

Но вот, превратившись в «противника», наш корабль лег на курс, ведущий к назначенному месту высадки. Ветер и волна усилились.

— Слева тридцать градусов самолет на малой высоте, — докладывает наблюдатель.

— Воздушная тревога! Представитель флотской авиации доволен:

— Наконец-то зацепили. Курс ваш, командир, определили, теперь все данные передадут подводным лодкам.

Пока мы обменивались мнениями, в воздухе появился морской ближний разведчик (МБР). Он быстро сближается с нами. Артиллеристы ведут по самолету условный огонь. А он, чуть не касаясь мачт, проносится над кораблем… Сбросил парашютик с небольшим пеналом на палубу.

— Ай да летчик!

— Доложу командующему авиацией, как этот летчик лихачеством занимается. Командиру отряда МБР Почиковскому не поздоровится, — сердито замечает представитель штаба авиации флота.

Тем временем с кормы принесли сброшенный самолетом вымпел. Вскрываю пенал и читаю записку. Начальство сообщает о погоде в районе высадки танкового десанта.

— Слева тридцать градусов след торпеды! — громко докладывает наблюдатель.

Старпом Дайхес для уклонения дает правильные команды, и торпеда проходит в двух-трех метрах от правого борта.

— Самолетом увлеклись, а подводную лодку прозевали, — не выдержав, в сердцах произношу во всеуслышание. — Старпом, следите за торпедой, чтобы ее не потерять из виду.

В это время атаковавшая нас подводная лодка всплыла и пошла по следу своей торпеды. Мы подошли к торпеде и стрелой подняли ее на борт. Командир подводной лодки поблагодарил за оказанную помощь, и лодка скрылась в морской пучине.

…Поскольку я сам штурман, то нашего штурмана Груздева командование перевело на другой корабль. А у нас в тот год на должность штурмана стажировался корабельный курсант Володя Щандобылов. Мой молодой тезка пришелся по душе и рулевым, и мне как командиру, особенно после того, как он проявил незаурядные штурманские способности и усердие. А его познания по многим вопросам были заметно обширнее и глубже, чем у однокурсников.

Сейчас

во время учения Шандобылов работал уже как заправский штурман, в обязанности которого входила точная фиксация всех событий, действий «противника» и нашего корабля. Именно на основе этих документов командующий флотом будет делать разбор учения и давать оценки.

После первой атаки подводной лодки мы попали буквально в переплет. То здесь, то там появлялись перископы атакующих подводных лодок, налетали бомбардировщики. Морские самолеты-разведчики, однажды «вцепившись» в нас, из виду уже не выпускали.

От всяких атак мы уклонялись, как того требовали правила. И все это следовало со штурманской точностью графически изображать на морской карте, калька с которой пойдет в штаб флота. Смотрю на молодого Шандобылова — и сердце радуется! Молодец!.. Расторопен, внимателен, точен. А на карте не чертит, а прямо-таки рисует.

Подошли к заданному району. Десант высаживался на широком фронте, одновременно в нескольких бухтах. Наше направление было наиболее важным.

— Товарищ командир, самолеты и справа и слева ставят дымовые завесы, докладывает наблюдатель.

Легкий ветерок гонит дым прямо на нас. Понимаю, что вот-вот из-за дымовой завесы выскочат торпедные катера. Так оно и получилось.

— Два торпедных катера слева тридцать градусов, дистанция двадцать кабельтовых… Четыре торпедных катера справа сорок градусов, дистанция семнадцать кабельтовых… Торпедные катера ставят дымовые завесы…

И весь этот дым ползет и ползет на нас. Плывем как в настоящем тумане.

— Торпеда справа сорок, идет на нас, дистанция три кабельтовых!

И эта, и вторая торпеда, выпущенная катерами, которыми командовал мой однокашник Николай Овчинников, прошли под кораблем. Два попадания торпедой в корабль — это смертельный удар.

Пока прорывались через условное минное поле, береговые батареи вели по нас губительный огонь, обозначаемый вспышками прожекторов.

Дымовая завеса, сделав свое дело, растаяла в море, и тут мы увидели такое!.. На нас шли три большие группы самолетов — слева, справа и прямо по курсу.

Такой воздушной силищи мы еще и не видели. И откровенно говоря, даже с восторгом наблюдали эту впечатляющую картину, едва успевая записывать данные о бомбовых ударах, обозначаемых белыми ракетами с летящих самолетов.

Вскоре наш корабль прибыл в назначенную бухту и стал на якорь поближе к береговой черте и рыбному заводу. Тут началось для пас самое главное высадка танкового десанта. Первый танк уже стоит под грузовой стрелой, а остальные опробуют моторы.

Заработала паровая лебедка, и первый танк повис над водой.

— Трави! Трави полегоньку, осторожно, чтобы не утопить…

На воде танк принимали со шлюпки: краснофлотцы поддерживали его, отсоединяли подъемные стропы. Наконец все четыре конца отданы. Танк, прибавив обороты, поплыл к берегу. Зрелище изумительное! Стальной «водяной жучок», басовито урча, бежит по воде, оставляя за кормой приличный бурун.