Моряк из Гибралтара
Шрифт:
— Ну вот, — заключила она, — теперь мне уже больше нечего тебе рассказать.
Я подозвал хозяина и попросил счет. Потом предложил ей, прежде чем возвращаться на яхту, пройтись по городу.
Она не отказалась, но и не согласилась. Просто поднялась тотчас же вслед за мною, и мы вышли из ресторанчика. Небо прояснилось, стало немного прохладней. Судя по всему, прошел сильный ливень, улицы были еще мокрые, а в тех местах, где были впадины, образовались лужи. Не знаю, что было тому причиной — приближавшийся конец дня или гроза? Но город казался почти радостным. На улицах стало куда больше народу. Все городские дети высыпали наружу и, босоногие, плескались в лужах. Она смотрела на них и, как мне показалось,
— Это напоминает мне маленький городишко, Сарцану, что неподалеку от Рокки.
— Я как-то раз была там вместе с Карлой, — отозвалась она.
— А мне такие города нравятся больше любых других. Обожаю незадачливые явления этого мира.
— А что еще?
— Невезучие города, безысходные ситуации. Терпеть не могу городов-везунчиков, благоприятных ситуаций, вообще всяких баловней этого мира.
И улыбнулся ей.
— Может, ты все-таки преувеличиваешь? — не поверила она.
— Да нет, — ответил я. — Уж в чем в чем, а в этом я вполне уверен.
Она немного поколебалась, потом спросила: — А ты не мог бы объяснить почему?
— Должно быть, все дело в характере, — ответил я. — А потом, там я чувствую себя куда непринужденней, чем где бы то ни было еще. Хотя, наверное, есть и другое объяснение.
— Не знаешь какое?
— Даже не пытаюсь найти этому хоть какое-то объяснение.
Она не настаивала. Я крепко сжал ей локоть и проговорил:
— Кажется, я действительно доволен, что уплыл.
Она окинула меня слегка недоверчивым взглядом, должно быть, из-за моего тона, но промолчала. Я же еще добавил:
— Если хочешь, на следующей стоянке мы с тобой снова спустимся на берег.
— Если хочешь.
Она как-то расслабилась и с улыбкой добавила:
— Но мне будет уже нечего тебе рассказывать.
— Мы можем поговорить о чем-нибудь другом, — возразил я.
Она широко, от души улыбнулась.
— Ты думаешь?
— Уверен. У всякого найдется, что рассказать другому, у каждого есть своя история, разве не так?
— Послушай, — как-то раздумчиво проговорила она, — ты ведь понимаешь, все может быть, правда? Я хочу сказать, вполне может случиться, что он окажется за углом следующей улицы, разве не так?
— Знаю, — ответил я, — и даже на яхте, представляешь, мы возвращаемся, а он уже тут как тут…
— Ты прав, — согласилась она, смеясь, но как-то через силу, — так всегда и бывает, когда ищешь кого-то.
— Да, знаю. Но надеюсь, что этот твой Гибралтарский матрос — человек тонкий и с пониманием.
Какое-то время мы шли молча.
— Странное дело, — заметила она, — я никогда не задаю себе вопроса, что буду делать, если наконец отыщу его.
— Так уж и никогда?
— Почти никогда.
— Что ж, всякому овощу свое время, — заметил я. Мы рассмеялись.
— Я просто неспособна, — пояснила она, — думать дальше того момента, когда снова его увижу. Того момента, когда он окажется вот здесь, рядом, совсем близко.
— Но ведь теперь, — заметил я, — действует срок
— Да, ты прав. Он будет уже не совсем тот, что прежде.
— Но ты по-прежнему ищешь его по портовым городам, где скрываются преступники.
Я засмеялся немного на манер Бруно, когда тот утверждал, будто она просто издевается над людьми. Она восприняла это вполне благодушно:
— Но ведь нельзя же искать повсюду, приходится выбирать.
Мы уже миновали торговую улицу и добрались до окраины города. Было видно, как он медленно сходил на нет, перерастая в кукурузные поля.
— Нет никакого смысла идти дальше, — заметил я, — надо бы все-таки вернуться назад.
Мы снова пересекли весь город, путь был не слишком долгим, нам хватило от силы минут двадцати, чтобы добраться до порта. Когда мы уже почти пришли, она спросила:
— А когда наступит твой черед говорить, что ты мне будешь рассказывать?
— Все, что пожелаешь услышать, — ответил я. — Буду болтать без умолку и не утаю от тебя ничего.
Мы дошли до порта. Матросы были не в восторге.
— Ну, ты даешь, — проворчал Лоран. — Интересно, зачем только ты составляешь эти дурацкие графики.
Однако на самом деле он вовсе не сердился.
— Я и сама не знаю зачем, — призналась она. — Должно быть, просто потому, что с ними все выглядит как-то более серьезно.
И ушла с Лораном, я видел, как они вместе вошли в бар. Время от времени у них возникала нужда поговорить между собой о чем-то таком, что меня совсем не касалось. Я ушел на палубу, поближе к лебедке, и растянулся на своем привычном месте. Было уже поздно, и в этой части палубы не оказалось ни души. Яхта почти тут же снялась с якоря. И медленно отошла от пристани, берег все удалялся и удалялся. Когда мы вышли за рейд, то вместо того, чтобы взять курс на юг, яхта круто развернулась на сто восемьдесят градусов — вместе со всем итальянским побережьем. За считанные минуты и я тоже, сам того не желая, резко развернулся вместе с яхтой — и неожиданно прямо передо мной вырос остров Эльба. Она ни словом не обмолвилась мне о своих планах. А поскольку я этого совсем не ждал, меня вдруг разобрал жуткий смех. Выходит, она только что отдала команду спикировать на север, к Сету, где поджидали ее Эпаминондас с этим Гибралтарским матросом. У меня возникло какое-то смутное ощущение, что она, должно быть, заранее предупредила об этом людей. Судно набирало скорость. Очертания Эльбы слева от меня заволакивались дымкой и уплывали назад, к югу, который мы теперь покидали. А яхта все набирала и набирала скорость. Казалось, теперь мы шли на предельной скорости, во всяком случае, так быстро мы не неслись еще ни разу с тех пор, как покинули Рокку. Она хотела наверстать время, которое потеряла, пока рассказывала мне историю своего Гибралтарского матроса. Море было безмятежно и фантастически прекрасно. Солнце уже село. Однако на сей раз я не успел полюбоваться, как будет опускаться ночь. Когда заснул, небо все еще было Достаточно светлым. Однако, судя по всему, мы до сих пор пребывали в итальянских водах.
Когда я проснулся, она сидела подле меня. Уже совсем стемнело.
— Я тоже поспала, — сказала она. Потом добавила:
— Ты не хочешь пойти поесть?
Должно быть, я спал долго и очень глубоко. На все это время я напрочь забыл о ее существовании. И вспомнил об этом внезапно, сразу же узнав ее по голосу. Мы едва видели друг друга. Я вскочил, обхватил ее руками и опрокинул прямо на палубу, рядом с собой. В этом резком, почти грубом движении, как порой бывает, когда неожиданно пробуждаешься от сна, должно быть, сжал ее слишком сильно. Я не очень-то соображал, что делал и как долго лежал так во тьме, держа ее в объятиях, крепко-крепко прижимая к себе.