Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897-1905 гг.
Шрифт:
Заканчивались работы и на других кораблях. Вспоминаю один очень интересный случай, который произошел на «Доне». Его ввели в сухой док для окраски подводной части и исправления кингстонов. Когда работы окончились и в док стали напускать воду, «Дон» неожиданно упал на борт и наполнился водой. Оказалось, что на нем не задраили иллюминаторы нижней жилой палубы и бортовые горловины угольных ям, которые отстояли близко от воды. Переполох поднялся невероятный: к месту катастрофы с соседних кораблей сбежались офицеры и посланные команды. Но не так-то просто оказалось помочь – пришлось спускать водолазов, которые задраили горловины и иллюминаторы, и только тогда стали медленно напускать воду в док, и «Дон» всплыл. К счастью, он мало помял борт, и никакого дополнительного ремонта не понадобилось.
Вся эта история длилась изрядное число часов и испортила много крови корабельным инженерам и судовому начальству, впрочем, за дело. Во время падения корабля во внутренних помещениях все посыпалось на палубу, и много посуды и других вещей побилось и было попорчено водой.
Перед уходом из Либавы у нас разыгралась неприятная история. Лейтенант Шмидт, старший офицер
74
Дмитриев Иван Николаевич (13.04.1877–28.09.1948), капитан 1-го ранга (06.12.1916) русского флота, контр-адмирал (04.06.1940) советского флота в отставке (1947). Окончил Морской кадетский корпус (1896), Штурманский офицерский класс (1898), Севастопольскую авиационную школу (1911). В 1897–1901 гг. плавал вахтенным начальником на Дальнем Востоке на кораблях Сибирской флотилии. В 1904–1905 гг. – штурманский офицер транспорта «Анадырь», участник плавания на Дальний Восток, Цусимского сражения и возвращения на Балтику. Старший офицер крейсера «Адмирал Макаров» (1908–1909). Флагманский штурманский офицер штаба начальника Балтийского отряда (1909). Командовал миноносцем «Прыткий» (1911–1912), транспортом «Бакан» (1912–1913), эсминцами «Всадник» (1913–1915), «Лейтенант Ильин» (1915), «Победитель» (1915–1916). Являлся начальником отдела воздушного плавания Главного управления кораблестроения (1916–1917), председателем постоянной Комиссии по испытанию и приемке самолетов и воздушных кораблей Морского ведомства (1917). Начальник Петроградского отделения морской авиации (1918), начальник Управления морской авиации и воздухоплавания (1918–1920). С 1921 г. на преподавательской работе в Военно-морском училище: преподаватель (1921–1934), старший преподаватель (1934–1939), старший преподаватель кафедры специальных предметов (1939), старший преподаватель кафедры кораблевождения (1939–1940), старший преподаватель кафедры навигации (1940–1943), старший преподаватель кафедры навигации и навигационных приборов (1943–1944), затем на той же должности в Каспийском высшем военно-морском училище (Лурье В.М. Адмиралы и генералы Военно-Морского флота СССР в период Великой Отечественной и советско-японской войн (1941–1945). СПб., 2001. С. 68–69).
Произошло общее смятение, и приятели немедленно увели Шмидта и Д., но скандал принял огласку, и им обоим пришлось донести обо всем начальству. Наш командир, который и так не любил Шмидта, был страшно недоволен инцидентом и немедленно донес о нем в штаб адмирала Рожественского. Оттуда последовало распоряжение: «Во время войны никаких дуэлей не допускать, а лейтенанта Шмидта арестовать на десять суток в каюте с приставлением часового» [75] .
Мы, офицеры «Иртыша», стояли за Шмидта и искренно его жалели, а Д. презирали [76] , так что это даже отразилось на наших отношениях с кораблем, на котором плавал последний. По всему было видно, что Шмидт очень болезненно переживал этот случай и был мрачно настроен во время своего ареста в каюте.
75
В материалах РГАВМФ имеется секретный рапорт командира порта императора Александра III в Главный морской штаб от 10.09.1904 г.:
«8 сего сентября в зале Либавского кургауза во время вечера, бывшего в пользу Общества Красного Креста, лейтенант Петр Шмидт, состоящий старшим офицером на транспорте “Иртыш”, публично нанес оскорбление действием лейтенанту Ивану Дмитриеву 4-му, плавающему на транспорте “Анадырь”. Причина – личные счеты за какое-то оскорбление, нанесенное лейтенантом Дмитриевым лейтенанту Шмидту лет шесть-семь тому назад.
Обоим этим офицерам мною воспрещен съезд на берег; дело же направлено в суд посредников» (РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 4. Д. 6812. Л. 1).
.09.1904 г. о происшествии было доложено управляющему Морским министерством адмиралу Ф.К. Авелану, который распорядился дождаться решения суда посредников. Сведения о том, состоялся ли суд, мною не обнаружены.
Сопоставление послужных списков П.П. Шмидта и И.Н. Дмитриева показывает, что оба офицера служили во Владивостоке вахтенными начальниками на пароходе-ледоколе «Надежный» в июле – августе 1897 г.
76
Гаральд Граф в 1908–1909 гг. служил с И.Н. Дмитриевым на крейсере «Адмирал Макаров» и в воспоминаниях оставил не очень восторженную характеристику: «Старшим офицером был капитан-лейтенант (тогда на короткое время был введен этот чин) Дмитриев, бывший штурман того же “Анадыря”. То есть соплаватель Пономарева и очень преданный ему человек. Он был совершенно под стать командиру: прекрасный штурман, отличный моряк и совсем никчемный военный. При таком возглавлении “Макарову” было трудно стать хорошо налаженным боевым кораблем. <…> Наш добрейший Дмитриев всегда стремился улаживать все шероховатости мирным путем и боялся всяких обострений» (Граф Г.К. Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914. СПб., 2006.
Глава тринадцатая
Наконец, в начале сентября, пришло приказание адмирала Рожественского: «Иртышу» идти в Ревель. Там собралась вся эскадра на царский смотр перед уходом на Дальний Восток. Быстро окончив расчеты с берегом, к назначенному числу «Иртыш» вышел из Порта Императора Александра III в Финский залив.
Перед уходом мы успели побывать у всех знакомых, чтобы проститься, если не навсегда, то на долгое время. Кое у кого уже успели завестись привязанности, и потому прощание было сердечное и довольно грустное. Но, по правде сказать, из Либавы надо было уже давно уходить, так как береговая жизнь начинала слишком многих затягивать, и это вредило службе.
До входа на Ревельский рейд мы дошли благополучно. У о. Нарген нас встретил на портовом буксире флагманский штурман полковник Ф. (Филипповский. – Примеч. ред.) [77] , который передал приказание идти на рейд Суропским проходом. Этим проходом прежде глубокосидящие корабли никогда не ходили, и командир выразил сомнение, насколько такое решение правильно и не лучше ли обойти о. Нарген. Но Ф. ответил, что проход недавно промерен и что даже с осадкой большей, чем наша, можно без риска идти. Пришлось подчиниться. Пошли Суропским проливом по указаниям самого Ф. Сначала все шло благополучно, как вдруг мы ощутили легкие толчки, точно корабль через что-то перескочил, стало ясно, что он коснулся мели. Скоро на мостик пришел старший механик и доложил, что в трюме показалась вода и необходимо принимать меры.
77
Филипповский Владимир Иванович (14.03.1853– не ранее 1917), полковник Корпуса флотских штурманов (06.04.1903). Старший штурман корвета Сибирской флотилии «Америка» (1878), клипера «Наездник» (1886–1889), крейсеров I ранга «Рында» (1890–1898), «Адмирал Нахимов» (1899–1901), «Рында» (1901), императорской яхты «Полярная звезда» (1902–1903). Флагманский штурманский офицер походного штаба командующего 2-й эскадрой флота Тихого океана (02.08.1904–1905), после Цусимского сражения находился в плену. Исключен из службы (02.10.1906), находился под судом по делу о сдаче миноносца «Бедовый». Всемилостивейше повелено: считать уволенным от службы (06.05.1909).
Так как вода все прибывала, то, став на якорь, командир сейчас же поехал с докладом к адмиралу. Тот страшно рассердился и приказал ввести «Иртыш» в гавань и начать разгружать. К нам подошли буксиры и начали буксировать, но, так как они были слабосильны, ворота в гавань узкие и глубины только-только хватало для нашей осадки, дело шло очень медленно. По-видимому, адмирал наблюдал за нами и наконец, не выдержав, сел на катер и прибыл на «Иртыш». Он быстро поднялся на мостик и стал сам распоряжаться, но от этого дело не пошло скорее. Я как раз был на вахте. Раздраженный адмирал вдруг обратился ко мне:
– Мичман, вы видите красный огонь на брекватере у входа в гавань?
Я ответил:
– Так точно, ваше превосходительство.
– Так вот, – продолжал он, – когда этот огонь состворится с белым, который находится за ним, вы мне доложите.
Красный огонь я действительно хорошо видел, но какой именно белый имел в виду адмирал, я не мог разобрать, а переспросить побоялся. Чувствовал себя очень неловко и уже предвкушал здоровенный нагоняй. На мое счастье, командир тоже следил за этими огнями и сам доложил адмиралу, что мы подходим к их створу.
Чем втягивание шло медленнее, тем адмирал все больше выходил из терпения и сильнее выражал недовольство: то и дело слышалась ругань и проклятия, и это всех терроризировало. Только к 12 часам ночи «Иртыш» окончательно втянули в гавань, и адмирал уехал, а мы, измученные и подавленные, спустились в кают-компанию. С утра предстояла спешная разгрузка угля, чтобы как можно скорее войти в док.
Уже с раннего утра офицеры и команда были на работе, которая кипела. От угольной пыли мы все превратились в негров, а в это время другие корабли эскадры готовились к царскому смотру. Скоро и мы получили сообщение из штаба, что Государь Император на следующий день, к пяти часам вечера, прибудет на стенку гавани, где должны быть выстроены офицеры и команды транспортов. На следующий день, к указанному часу, все мы были на своих местах на стенке, во всем чистом, но с подведенными от угля глазами и бровями.
Государь обходил фронт вместе с Государыней и почти с каждым офицером отдельно говорил. Меня он спросил, какого я выпуска, и когда узнал, что последнего, сказал: «А, вы моего выпуска». Это мне доставило несказанное удовольствие. Еще бы, из уст самого Государя я услыхал, что он считает наш выпуск «своим». Затем он обратился с несколькими теплыми словами к команде и, пожелав всем счастливого плавания, успеха и благополучия в предстоящих тяжелых условиях, сел с Государыней в коляску и уехал. Мы же вернулись на корабль, чтобы продолжать без перерыва, день и ночь, выгружать уголь.
Когда эта работа закончилась, немедленно спустили водолазов, которые сообщили, что днище сильно сгофрировано на большом пространстве. Окончательно выяснилось, что без дока не обойтись, и адмирал приказал немедленно идти в Либаву, починить днище и присоединиться к эскадре. Вот тебе и повоевали! Вместо похода за границу – опять в Либаву, где предстояло задержаться неизвестно как долго.
Все с нетерпением ждали, когда выкачают воду, чтобы узнать, насколько серьезно повреждение и как много времени понадобится на его исправление. Наконец вода была выкачена, и корабельные инженеры, а за ними и мы спустились в док. Водолазы оказались правы: днище действительно было помято на большом пространстве. Много листов при этом дали трещины. Одни листы надо было заменить, другие выпрямить. Также пришлось выпрямлять и некоторые шпангоуты.