Моряна

Черненко Александр Иванович

Газеты последнее время все чаще и чаще пишут об артелях и кредитных товариществах ловцов: пишут, что рыбникам чересчур большие кредиты идут, а беднота ловецкая не получает их, а если и получает, то совсем ничтожную долю.

Хотя в городе и крепко взяли в оборот Солдатовых, Заславских и других крупных купчиков, но Андрей Палыч не совсем верит в свою районную кредитку.

Да как же поверишь, когда, несмотря на такие события в городе, в их районе идет все попрежнему: председателем кредитки

продолжает оставаться Коржак, большой силы рыбник, немалую роль играет там и Дойкин...

Андрей Палыч взглянул на Лешку, — тот, задумавшись, попрежнему смотрел в окно, за которым лежали высокие навалы снега, ослепительно поблескивая на солнце.

Кто-то зашумел в сенях.

«Верно, Костя с маманей идут, — подумал Андрей Палыч. — Поговорим сейчас, обмозгуем, что к чему. Газеты ему еще как следует почитать надо».

В дверях показалась Глуша.

— Я за вашим письмом для сельсовета забежала, Андрей Палыч.

— Вот оно... — Ловец взял с подоконника конверт и, передавая его рыбачке, спросил: — Значит, дал Дойкин лошадь?

— Нет, не дал.

— А на чем же ты едешь?

— Захар Минаич дал жеребчика.

Андрей Палыч нахмурился, недовольно сказал:

— Ну, ладно... Я поговорю с этим Дойкиным! — Он сердито махнул рукой, прошел к окну.

Глуша шагнула к Андрею Палычу, взяла у него письмо для сельсовета и тихо спросила:

— А Лешка не был у вас?

— Тут он, — глухо отозвался Андрей Палыч и показал в конец горницы, где за горкой, у окна, сидел задумавшийся Матрос.

Глуша быстро подошла к нему.

— Я к тебе, Леша. Не подшутил ты надо мною? Верно, что на маяк мне ехать надо?

Матрос молчал, сосредоточенно о чем-то думая.

— Леш...

Он повернул голову, посмотрел на Глушу.

— Не подшутил ты надо мною, Леша? — вновь спросила она.

— Батька наказывал... — едва слышно сказал Матрос и, словно просыпаясь, медленно поднялся со стула. — Какие тут шутки!

— А я все Илью Краснощекова искала. Захар Минаич аелел запрячь мне жеребчика... Да с Настей Сазанихой еще вот пропуталась, — беда там.

— А что с ней? — Евдоша отложила нож и подошла к Глуше.

— Да как же, родила она с перепугу прямо на берегу. Бабка Анюта еле подоспела принять ребеночка...

— Да-а, — Евдоша покачала головой и снова, подойдя к столу, начала резать хлеб.

Чуть заметно кивнув Лешке, Глуша направилась к двери.

— Прощайте. Побегу я, а то Илья пошел запрягать, — и она снова кивнула Матросу.

Он пошел следом за ней.

В сенях, дергая ловца за пуговицы телогрейки, Глуша тревожно выспрашивала его о Дмитрии:

— Как он попал к батяше? Что с ним? Живой ли? Расскажи, Леша...

Переступая с ноги на ногу, Матрос светился

доверчивой улыбкой.

— Батька твой с маяка встретил нас с Костей, — начал рассказывать он, пристально заглядывая в ее черные, округлые глаза. — Встретил и сказал: «Пусть Глуша ко мне приезжает». А потом, старый чертяка, на ухо Косте шепнул: Митька, слышь, больной у него лежит...

— Больной? — взволнованно переспросила Глуша.

— Больной, говорит. Костя мне об этом рассказал... — И Лешка вплотную подошел к рыбачке...

Она легонько отстранила его.

Лешка отступил, обиженно опуская голову.

— Э-эх, ты... — горько сказал он. — Не хочешь пожалеть меня. Я ли не суженый тебе?.. Не ездила бы ты лучше на маяк. Охота поговорить мне с тобой напрямик, с глазу на глаз. Довольно тебе мучиться с Мотькой, и Митрия бросить надо... Э-эх, пожалела бы ты меня! И зажили бы мы с тобою по-законному. Да и дела в поселке должны вот-вот развернуться жаркие. Сейчас с Андрей Палычем говорили, газету читали.

Глуша пожала плечами, направляясь к дверям.

Матрос, всегда веселый и речистый, сразу опечалился и затих.

Выбежав во двор, Глуша громко сказала ему:

— Приеду с маяка, тогда и поговорим, — и, посмеиваясь, она прищурила глаза.

Лешка встрепенулся.

— Ладно... — он снова нахмурился, огорченный и тоскующий.

Распахнув калитку, Глуша спросила его:

— А про Ваську батяша ничего не говорил?

— Нет... — притихший Лешка стоял в дверях, расслабленно прислонясь к косяку.

Махнув ему рукой, Глуша быстро скрылась за калиткой.

Ловец долго стоял у косяка, жмурясь от яркого, с огоньками, снега. Ему припомнилось, как года полтора тому назад — еще до связи Глуши с Дмитрием — она однажды пожалела его и целый вечер провела с ним... И Лешка после этого стал особенно настойчиво добиваться перед маячником своего суженого, обещанного счастья. Глуша как будто тоже против ничего не имела. Но тут заявился из Красной Армии Дмитрий Казак и перевернул все вверх дном.

Матрос встревоженно, жарко дышал...

Как он вошел в горницу и когда заявился Костя со своей матерью, Лешка не помнил.

Очнулся он только теперь, сидя за столом и жадно глотая пельмени.

Андрей Палыч ел по-обычному молча, медленно.

Евдоша то и дело подкладывала гостям горячие пельмени, подливала бульон.

— Ешьте, ешьте, — приговаривала она. — Ешьте, милые.

Окончательно придя в себя, Лешка чему-то хмуро усмехнулся и, взяв бутылку, налил в стопки водку.

— Выпьемте, что ль! — И он высоко поднял стопку.

— Не могу больше, — скуластая, с узкими щелками глаз, Татьяна Яковлевна отодвинула стопку на середину стола.