Мощеные реки
Шрифт:
* * *
Ура! — синее небо, мороз. Идем в кратер. Пять часов идем кверху: то снег выше пояса, то надо прыгать с камня на камень, то идем по узкому гребню камней, как циркачи по канату. И все вверх, вверх.
Ольховая палка помогает одолевать рискованные места — потоки воды успели промыть в вулканической массе глубокие обрывистые ущелья. За белыми валунами величиною с дом прячемся от ветра, чтобы чуть-чуть отдышаться. Трудно поверить, но эти камни снарядами вылетали из кратера и падали сюда с большой высоты. Мише тяжелее всех с коробом склянок. Временами одна Мишина шапка плывет над снегом.
Первый
Осторожно идем теперь по горячей «пробке», заткнувшей горловину Шивелуча. «Пробка» состоит из обломков скал, песка, легких белых камней. В кратере стоят клубы пара, горячее нутро вулкана жжет ноги, зернистый песок кое-где покрыт желтовато-зеленой корочкой серы. Кругом очаги газа и пара. Вулканологи называют их фумаролами. В середине кратера они почему-то спокойны, а из стенки гудит такая струя, что кажется: ракета хвостом кверху увязла в земле. Вот сразу три «ракеты» хлещут газом и паром. Гул — не слышно, что говорит сосед. Теряем друг друга в ядовитой завесе. По всем правилам нужен противогаз — в белых облаках перемешались вода, углекислый газ, серная и соляная кислоты. Но в противогазе неудобно работать. Вулканологи обходятся повязкой, смоченной в растворе соды. Николай с Мишей, кажется, совсем уже легкомысленно лезут со склянками в самое дымное место, даже и без повязок. Ставят «под мышку» Шивелучу длинный стеклянный градусник, берут пробы газа.
Даже на сравнительно чистом месте щиплет лицо, щекочет в горле, в голове появляется странная тяжесть. На металле фотоаппаратов, на объективах появляются капли мелкой росы.
Мне уже говорили об этой росе — на складе у вулканологов лежит целая куча съеденных газом фотографических аппаратов. Спрятать, что ли, за пазуху?.. Странное состояние: ногам жарко, местами прямо стоять нельзя на песке, а спина мерзнет от морозного ветра. Прячемся в песчаной лощинке, снимаем мешки. Конечно, смешно думать тут о костре. Копнули ногой.
Поставили в углубление котелок снега — через четыре минуты готов кипяток.
— Ну, как температура у Старика? Не лихорадит?
Миша собирает склянки, резиновые шланги, чихает и отпускает Шивелучу пару неласковых слов.
У нас под ногами температура газа сто двадцать градусов. Чуть выше, где стоит гул, — семьсот градусов. И тут же рядом, между фумаролами, островки желтого льда, кристаллы ледяных белых цветов, похожие на птичьи перья, все та же хрустящая зеленоватая корочка серы.
Горячий ручей брызжет из валунов. Поднимаемся выше по каменному хаосу. Два кипящих озера, и тут же рядом озеро холодной воды. В разрыве паров видны бурые стенки кратера.
Лестно вспомнить, что все это называется «пастью дьявола», но нам ничто не грозит, разве что ногу вывихнешь на этой каменной «пробке». Вулкан теперь долго будет собирать силы, может быть, несколько лет, чтобы снова рвануть.
Впрочем, вулкан подобен сердитой собаке — никогда не знаешь, что у него
— Миша, ну как штаны?
— Все в прядке, ни одной дырки.
Пока мы, согнувшись от ветра, едим разогретую на вулкане баранину и пока Миша и Николай делают пометки в полевых дневниках, задаю полушутливый вопрос: «А что мы с него, с вулкана, имеем?»
— Пока что ни шерсти, ни молока…
Если по-серьезному, то ответ записан в десятках книжек и научных трудов. А если коротко, то вулкан — это «окошко», в которое человек видит детство Земли. Как образовались земные породы? Как и почему отложились жилы чистых металлов? Как складывалась внешность планеты? Есть теория: весь земной покров — это вещество, вынесенное на поверхность вулканами. Наконец, вулкан — это грозные силы, и надо учиться предсказывать их пробуждение.
А может, эти силы — в упряжку? Тоже не исключается. Вот тогда и можно будет вести разговор о «шерсти и молоке». А пока что люди по крупицам, иногда с риском для жизни собирают знания о вулканах…
Нам надо немедленно уходить. Кружится голова, и даже руки чувствуют ядовитые испарения кратера. Еще раз окинуть взглядом эту пропасть на вершине горы…
— Вулканологу в голову не придет, что человек — царь природы.
Этим изречением Николая окончилась наша беседа в кратере у Шивелуча.
* * *
У входа в палатку видим следы. Люди?! Кусок картонки с красной тряпкой, чтобы сразу заметили, и записка: «Были в 16 часов 20 минут. Прилетим по погоде».
…Погоды еще пять дней не было. И все время Шивелуч держал нас в спальных мешках, заставлял бить изнутри по стенкам палатки, чтобы стряхнуть горы снега. Вода в «копытце» вымерзла, и для чая надо растапливать скрипящий морозный снег. Кончился хлеб, кончился сахар. Ломаем одну на двоих сигареты. Но это все ничего, если бы не чертовы сапоги по утрам. Мы еще шутим, потому что возле палатки висит замерзшая четверть барана…
— Вертолет!!!
Не верим и все-таки все выбегаем. Вертолет.
Фото автора. 6 марта 1966 г.
Мальчик и птица
ФОТОНОВЕЛЛА
Я получил письмо от сестры. «…Мы все очень скучали по старикам. Две недели, пока отец и мама гостили в Москве, Тобик выл — мы даже спать не могли. Козы не давались доиться — все руки у меня в синяках от козлиных рогов… Тобик перестал выть, как только услышал знакомые голоса. А коза маме все лицо облизала».
Читая письмо, я вспомнил любопытную встречу в недавнем путешествии…
Этот мальчик и эта птица живут на острове Беринга. Человек и птица не видели земли, кроме острова, окруженного водой Тихого океана.
Мальчика зовут Володя Христиченко. Он живет в деревянном доме островного поселка, ходит в школу. Большая чайка-мартын живет на берегу большой колонии таких же чаек. Океан после отлива оставляет на отмелях всякую живность.
Чайки за ней охотятся — целый день кричат, дерутся, летают над самым прибоем. А вечером вся колония собирается на ночлег. Птицы сидят, вобрав головы, — не то спят, не то дремлют.