Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
— Нельзя! Я на посту!
— Сынок, я тоже служил в армии, — Кудрета начинало злить упрямство часового, — и не как ты, рядовым, а офицером. Так что службу не хуже тебя знаю. Открой же, хоть познакомимся!
— Запрещено! — снова сказал часовой и принялся вышагивать у двери.
Кто только Кудрету не попадался на удочку в Стамбуле и в анатолийских городах! А вот с Меметом он ничего не может сделать. На то он и Мемет, черт побери, вояка Мемет или, если хотите, Меметчик. Да будь на месте Кудрета майор, полковник, даже генерал, они услышали бы то же самое: «Запрещено!» Все попытки «ревизора» столковаться с часовым не дали результата. Он отошел от двери, сел на раскладушку. Сейчас у него было
Впрочем, разве сможет кто-нибудь заговорить зубы Мемету! «Ревизор» с тоской вздохнул. Хорошо, что уже утро. Через каких-нибудь полчаса сменяется караул, придут ефрейтор и сержант, ему удастся наконец выйти в туалет, а может, и стрельнуть сигаретку «Аскер» [15] . Непременно удастся. На то он и Кудрет Янардаг, «ревизор ревизоров», провернувший не одно дельце в Анатолии и даже в Стамбуле.
Кудрет надел носки, затем провел рукой по щеке. Ну и оброс! Вообще-то ничего страшного, только очень уж не идет щетина к его элегантному виду: желтым туфлям на толстой подошве со скрипом, шляпе с поднятыми полями и кофейному, в белую полоску костюму.
15
Специальные сигареты для солдат; в продажу не поступают.
«Ладно, — решил Кудрет. — Пусть растет! И чем больше, тем лучше. Буду выдавать себя за гонимого политического деятеля».
Эта мысль привела его в восторг.
Демократия нынче в моде, так что самое время искать защиты у сторонников оппозиционных партий, тем более что в тюрьмах все в той или иной степени враждебно настроены к властям. Это уж точно. Пусть посадили отпетого убийцу, лишившего жизни пятерых, все равно: власти несправедливы! К тому же власти преследуют и сажают за решетку не столько лидеров недавно созданных оппозиционных партий, сколько их сторонников на местах.
А оппозиционеры — все, вплоть до мелкой сошки, забыв, видимо, печальный опыт Либерально-республиканской партии [16] , всё критикуют и поносят. Соберутся в ресторане или в каком-нибудь дешевом питейном заведении, напьются и начинают сетовать на всякие обиды, ну и, конечно, затевают споры, шумят, кричат. Глядишь — их сцапали и увезли в полицию. А из полиции — прямехонько в тюрьму. На встречу с ними и надеялся Кудрет. Они — жертва власть имущих.
Ну а он разве не сойдет за жертву?
16
В 1930 году турецкие власти предприняли эксперимент по установлению в стране двухпартийной системы. Помимо существовавшей Народно-республиканской партии, была создана Либерально-республиканская партия. Демагогические заявления ее лидеров вызвали подъем политической активности трудящихся масс. Опасаясь дальнейшего обострения внутриполитической борьбы, власти распустили эту партию, просуществовавшую всего три месяца.
Тем более что он из рода паши. Одного этого уже достаточно, чтобы прослыть жертвой властей.
Кудрет пришел в сильное возбуждение и продолжал строить различные планы.
Ему мстят те, кто в свое время, прикрываясь «революцией», отнял у таких, как он, все, что им осталось от дедов-пашей. Мстят за то, что он не пожелал вступить в их партию, а хотел остаться в своей партии, пусть малочисленной, но своей… Все это будет звучать вполне правдоподобно. Не мог же он, в конце концов,
Довольный собой и этой импровизированной речью, Кудрет подошел к окну и, рассеянно глядя на улицу, стал потирать свои большие пухлые руки. По улице сновали торговцы бубликами, мусульмане, торопившиеся кто в мечеть, кто из мечети. С каким наслаждением, будь у него деньги, съел бы он сейчас пару хрустящих бубликов, посыпанных сезамовыми семенами, и попил бы крепкого чайку. Даже без сыра обошелся бы… Но у дверей стоит этот проклятый часовой.
«Запрещено!» — со злостью вспомнил Кудрет.
Он проходил службу при нынешних властях, одолеваемых оппозиционерами из экстремистов, но на посту ни разу не стоял. Стараниями матери, знакомых и родных его назначили вначале ротным, затем батальонным писарем в одном из крупных городов, а позже откомандировали в штаб полка. Поэтому представление о караульной службе у него было весьма смутное. В роте, правда, его чему-то там учили, но за ненадобностью он все это позабыл…
Вскоре началась смена караула: чеканя шаг, по коридору шли жандармы в кованых ботинках. Раздалась команда:
— Отделение, стой!
Кудрет прислушался и, когда шаги затихли, постучал. Дверь приоткрылась, появился сержант.
— Мне бы в туалет.
Взгляд сержанта смягчился, как только он увидел арестованного, настоящего господина — при галстуке, в желтых туфлях на толстой подошве. Представительный мужчина, что и говорить! Только не брит, что, впрочем, нисколько не портит его внешности, напротив, делает его еще солиднее и вызывает уважение.
— Посыльный!
— Да, сержант!
— Отведи-ка бея-эфенди в туалет!
— Слушаюсь, сержант!
Умывшись, Кудрет вытер руки и лицо носовым платком не первой свежести и негромким голосом спросил посыльного:
— Не найдется ли у тебя покурить, сынок?
Посыльный вынул из кармана пачку «Аскера», дал ему сигарету и чиркнул спичкой. Сделав несколько затяжек, Кудрет почувствовал себя бодрее и, попыхивая сигаретой, сказал:
— Вечером не попросил, чтобы купили, вот и промаялся всю ночь.
— Хотите, сбегаю куплю?
Кудрет охотно заказал бы сейчас несколько пачек, но денег не было, и он не моргнув заявил:
— Спасибо. Куплю по дороге в прокуратуру.
Новый часовой, внимательно прислушивавшийся к их разговору, прикрыл за ним дверь и щелкнул замком. Теперь Кудрет покурил, и ему казалось, что голова у него заработала лучше…
Итак, он «неистовый борец за родину», преследуемый за свою приверженность религии и нации. «Неистовый борец за родину» — эти слова Кудрет слышал еще в детстве. Так называли Намыка Кемаля [17] . Но даже Намык Кемаль не мог соперничать с ним, Кудретом Янардагом, решившим стать ярым защитником Османской империи.
17
Намык Кемаль (1840–1888) — видный турецкий писатель, публицист и общественный деятель. Выступал против монархии, за что постоянно подвергался репрессиям.