Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства
Шрифт:
Уже бо всташа силнии ветри с моря, прилелеяша тучю велику на усть Днепра, на русскую землю. Ис тучи выступи кровавыя оболока, а из них пашют синие молньи. Быти стуку и грому велику межю Доном и Непром, идет Хинела на русскую землю.
Серие волци воют, то ти были не серие волци, придоша поганые татарове, хотят пройти воюючи, взяти всю землю русскую.
Тогда же гуси гоготаше, и лебеди крилы всплескаша. То ти не гуси гоготаша, ни лебеди крилы всплескаша, се бо поганый Мамай приведе вой свои на Русь.
Птици небесныя пасущеся то под синие оболока, ворони грают, галици свои речи говорят, орли восклегчют, волци грозно воют, лисици часто брешют, чают победу
Аркучи такъ: земля еси русская, как еси была доселева за царем за Соломоном, так буди и нынеча за княземъ великим Дмитрием Ивановичем.
Тогда же соколи и кречати, белозерские ястреби позвонять своими злачеными колоколци.
Уже бо стук стучит и гром гремит рано пред зорею. То ти не стук стучит, ни гром гремит, князь Володимер Ондреевич ведет вое свои сторожевыя полкы к быстрому Дону, аркучи такъ: Господине князь Дмитреи, не ослабляй, уже, господине, поганыя татарове на поля на наши наступают, а вой наши отнимают.
Тогда же князь великыи Дмитреи Иванович ступи во свое златое стремя, всед на свои борзый конь, приимая копие в правую руку. Солнце ему на встоце семтября 8 в среду на рожество пресвятыя богородица ясно светит, путь ему поведает, Борис и Глеб молитву творят за сродники свои.
Тогда соколи и кречати, белозерскыя ястреби борзо за Дон перелетеша, ударишася на гуси и на лебеди. Грянуша копия харалужныя, мечи булатныя, топори легкие, щиты московьскыя, шеломы немецкие, боданы бесерменьскыя. Тогда поля костьми насеяны, кровьми полиано.
Воды возпиша, весть подаваша по рожным землям, за Волгу, к Железным вратом, к Риму до Черемисы, до Чяхов, до Ляхов, до Устюга поганых татар, за дышущеем морем. Того даже было нелепо стару помолодитися.
Хоробрый Пересвет поскакивает на своем вещем сивце, свистом поля перегороди, аркучи таково слово: лучши бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели нам от поганых положеным пасти. И рече Ослебя брату своему Пересвету: уже, брате, вижю раны на сердци твоем тяжки. Уже твоей главе пасти на сырую землю, на белую ковылу, моему чаду Иякову. Уже, брате, пастуси не кличют, ни трубы не трубят, толко часто ворони грают, зогзици кокуют на трупы падаючи.
Тогда же не тури возрыкают на поле Куликове на речке Непрядне, взопаша избиении от поганых князи великых и боляр сановных, князя Федора Романовича Белозерскаго и сына его князя Ивана, Микулу Васильевича, Федор Мемко, Иван Сано, Михаиле Вренков, Иаковъ Ослебятин, Пересвет чернец и иная многая дружина.
Тогда же восплакашася горко жены болярыни по своих осподарех в красне граде Москве. Восплачется жена Микулина Мария, аркучи таково слово: Доне, Доне, быстрый Доне, прошел еси землю половецкую, пробил еси берези хараужныя, прилелеи моего Микулу Васильевича. Восплачется жена Иванова Федосия: Уже наша слава пониче в славне городе Москве.
Не одина мати чада изостала, и жены болярскыя мужей своих и осподарев остали, глаголюще к себе: Уже, сестрици наши, мужей наших в живот нету, покладоша головы свои у быстрого Дону за русскую землю, за святыя церкви, за православную веру з дивными удалци, с мужескыми сыны».
Список — 2 Исторического музея дает другой вариант окончания:
«Ту ни галици ни щурове въспели жалостные песни у Коломны на заборолах на въскресение на Якимов и Аннин день. То ти были ни щурове ни галици воспели, въсплакалися жены коломенскыя, а ркучи таково слово: «Москва, Москва, быстраа река, чему еси залелеяла мужей наших от нас в землю половетскую литовскую». А ркучи тако: «Можеши ли тамо, господине князь великий, веслы Непру запрудити,
В «Списке Ундольского» представлен более полный, «объединенный» вариант: «Восплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводские жены о избиенных. Микулина жена Васильевича Федосья да Дмитриева жена Марья рано плакаша у Москвы града на забралах стоя, а ркут тако: «Доне, Доне, быстрая река, прорыла еси ты каменные горы и течеши в землю Половецкую. Прилелей моего господина Микулу Васильевича ко мне».
А Марья про своего господина тоже рекла, а Тимофеева жена Волуевича такоже плакахуся и рече тако: Се уже веселие мое пониче во славном граде Москве, и уже не вижу своего государя Тимофея Волуевича в животе нету. А Ондреева жена Марья да Михайлова жена Оксинья рано плакашася: Се уже обемя нам солнце померкло в славном граде Москве, примахнули к ним от быстрого Дону поломянные вести, носяше великую беду и сседша удальцы з добрых коней на уженое место на поле Куликове на речке Напряде.
И вое плакал ися жены коломеньские, а ркут тако: «Москва, Москва, быстрая река, чему еси залелеяла мужей наших от нас в землю Половецкую».
В «Синодальном списке» дополнено: «Тогда яко орли слетешася но великия сыли татарския поганого царя Момоя. Я побегоша татарове нетоличными дорогами, пометавше оружие свое и руками своими покриваху главы своя и плакашася горко глаголюще: Уж нам у Золотой орда не бывати, бедных жон и детей не видати. Се ж погибе царей наших веселие и величество и радост и похвала на Рускую землю из радостою ходити.
И погнаше руския сынове вослед поганых татар и победивше много множества поганых татар безчисленно и возростишася и с победою и с великою радостию к великому князю Дмитрию Ивановичу и ко брату его Володимеру Ондреевичу на поли Куликове на реце Непрядене. Быст радост великая руским князем.
Ставши на костехъ поганих татар вострубили и з радости начаша имати кони и верблюды и камки, носечи, сребро и злато и крепкия доспехи и чест и жемчуги и дорогое взорочия, колко хто хотечи и могучи, толко возимаючи. Жены руския татарским златом.
Княз великий Дмитрей Иванович получи божию милость пречистия его матери и всех святых его, молитвами святых чудотворец руских Петра и Алексия и преподобнаго отца нашего Сергея и брата его святого Володимера Киеского, иныя многия руския вдалцы князи и бояре и боярския дети возратишася из своим господарем ко славному граду Мокве с великою победою и з росстию незглаголанною.
И поганый цар Момай с малою дружиною прибегъ ко Кафе и рекоша ему фрезове: Поганый царю и бедный Момаю, пошел еси похвалившисе на Рускую землю з деветю ордами и з семию девет великими кназми ординскими темними, а нынече еси прибегъ самою дружиною толко самъ десят. Нешто гораздо чтили их руския князи твою дружину темных князей великих вланов, што их с тобою никого нет? А то сами розумем, поганый Момаю, что от великию чести от солодких медов князей руских вся твоя дружина зогибла, и многия орды погибли и главы свои потерали. А ты ж сам худый бедный царю Момаю, чести своея избыв, вечно, поганый Момаю, задениши нас своям безумием, яко ж пишет во причах: похвала бывает мужу безумному великая пагуба. А инде пише во причах: гордому богу противится, а смиренному дает благодат. Богу нашему слава и ныне и писно и во веки веком амин.