Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства
Шрифт:
Мнишек собрал для будущего зятя войско в 1600 человек. К Отрепьеву присоединились также две тысячи казаков.
15 августа 1604 года Дмитрий выступил в поход и в октябре перешел русскую границу. В городах, селах и на дорогах разбрасывался манифест-грамота от него к россиянам с вестью, что он жив и скоро к ним будет. Манифест был усилен признанием Дмитрия как царевича со стороны официальных властей Польши. Этим она оправдывала свое участие и помощь самозванцу. Именно это признание притянуло к нему многих людей.
А в Москве патриарх Иов и князь Василий Иванович Шуйский разъясняли сомневающемуся народу, что идет на Москву не царевич Дмитрий, а самозванец, вор и расстрига Гришка Отрепьев.
Первые русские города Моравск и Чернигов сдались самозванцу практически без
11 ноября Дмитрий подошел к Новгород-Северскому. Здесь правительственные войска, возглавляемые любимцем Годунова воеводой Петром Федоровичем Басмановым, оказали самозванцу упорное сопротивление. «Убирайтесь! — кричал со стены Басманов. — У нас государь царь и великий князь всея Руси Борис Федорович в Москве, а ваш Дмитрий — вор и изменник!»
И хотя в последующие дни еще ряд городов сдался без боя на милость царевича, Новгород-Северский стойко держал осаду. На выручку ему Годунов прислал подкрепление. Вскоре он возложил общее командование правительственным войском на князя Василия Ивановича Шуйского, продолжающего утверждать, что на Москву идет самозванец и что он сам видел убитого царевича в гробу. 21 января 1605 года Шуйский нанес самозванцу ощутимое поражение, и тот, запершись в Путивле, уже подумывал о бегстве в Польшу. Но здесь пришла к нему помощь со стороны казаков. К счастью для Дмитрия, царские воеводы действовали в последующем вяло, нерешительно и теряли время. К тому же в войске открылись тяжелые болезни. А вокруг «царевича» собирались все новые силы.
В те дни, по свидетельству летописи, Годунов предпринял попытку отравить самозванца, подослав к нему монаха с зельем. Но коварный замысел был раскрыт.
Сам Годунов много страдал и от нерешительных действий войска, и от частых измен со стороны своего окружения, и от недоверия народа. Силы его истощались, хотя ему было только 53 года. К тому же он страдал жестокой подагрой. Много времени проводил он в страшном томлении, обращался к ворожеям и предсказателям, запирался и целыми днями сидел один, а сына посылал молиться по церквам. 13 апреля царь встал здоровым и казался веселее обыкновенного. После обедни поел с большим аппетитом и пошел на вышку, с которой часто обозревал всю Москву. Вскоре он поспешно сошел вниз, почувствовав себя плохо. Кровь хлынула у него из носа и ушей. Царь упал без чувств. Прибежали доктор, патриарх, явилось духовенство. Теряя память, Борис успел благословить на престол сына Федора. Кое-как успели причастить царя, а потом совершили над полумертвым пострижение в схиму и нарекли Боголепом. Около трех часов пополудни царь скончался.
Тотчас стал распространяться слух, что Годунов в припадке отчаяния отравил себя сам. Лицо мертвого, изуродованное предсмертными судорогами и почерневшее, казалось, подтверждало этот слух.
Погребен был Борис Годунов в Архангельском соборе рядом с другими властителями Московского государства.
Продолжая политику Ивана Грозного по укреплению центральной власти, Годунов старался избегать крайних мер. «Страна стала заметно процветать, и население весьма возросло, — свидетельствовал побывавший в ту пору в Москве голландец Исаак Масса, [97] — ибо до того была почти совершенно опустошена и разорена вследствие великой тирании… теперь же только благодаря… великому умению Бориса снова начала оправляться и богатеть. Умелая внутренняя политика, сочетание миролюбивой внешней политики с укреплением обороноспособности государства способствовали улучшению экономического положения страны».
97
Исаак
Борис Годунов, по словам патриарха Иова, Москву «яко невесту некую преизрядною лепотою украси».
Аббас Великий дружил с Борисом Годуновым и послал ему в подарок великолепный трон, осыпанный драгоценными камнями, но с неудовольствием смотрел на упрочнение связей Грузии с Москвой; по его тайному приказу «омусульманенный» Константин убил своего отца Александра и занял его престол; вместе с тем и отряд наш, посланный против врага Александра — шамхала Тарковского и изгнавший последнего из Тарков, был затем окружен многочисленным скопищем кавказских горцев и почти поголовно истреблен, причем русских погибло до 7000 человек
В тяжелую годину выпало вступить на престол юному Федору Борисовичу Годунову. Лишь около двух месяцев отвела история его царствованию. Он даже не успел венчаться на царство и принять сан Богопомазанника.
Шестнадцатилетний, красивый, мужественный, с черными глазами юноша — новый царь всем нравился своей наружностью. Способный от природы, рано познавший науку управления государством, он мог бы дать, вероятно, многое отчизне и народу.
Жители Москвы спокойно присягнули Федору, поклявшись при этом: «И к вору, который называется князем Дмитрием Углицким, не приставать, с ними его советниками не ссылаться ни на какое лихо, не изменять… и того вора, что называется царевичем Дмитрием Углицким, на Московском государстве видеть не хотеть».
Но многие россияне уже искренне верили, что находившийся в Путивле самозванец, созывающий к себе народ и русское воинство, и есть истинный Дмитрий.
Начались измены и в армии. Правительство на смену нерешительным прежним воеводам послало к войску Петра Басманова, недавнего героя Новгород-Северского, считая, что на него можно положиться. Но случилось неожиданное.
Басманов вместе с войском присягнул Дмитрию. Вероятно, он понял, что дни Годуновых сочтены и вряд ли ему был смысл подвергать свою жизнь опасности, видя вокруг ликующие лица россиян, признавших в самозванце Дмитрия. 7 мая 1605 года войско провозгласило самозванца государем и направило к нему своих выборных лиц с мольбой о прощении за то, что «по неведению стояли против него, своего прирожденного государя». Теперь движение Дмитрия на Москву походило на триумфальное шествие победителя. Города и крепости сдавались ему без боя. На всем пути встречали его радостно, с хлебом и солью.
Весть о переходе войска на сторону Дмитрия была смертным приговором Федору. Он хотя и пользовался царской властью, но уже плыл по воле волн, ожидая, чтобы жребий его свершился. Вокруг себя он видел только несколько преданных друзей. Скорее по инерции отдавал он последние указания о подготовке столицы к обороне, но ратные люди работали вяло, неохотно. Все чувствовали, что это теперь ни к чему.
1 июня явились в Москву послы самозванца с грамотой к москвичам. Звоном колоколов созвали на Красной площади народ, который с благоговением слушал царскую грамоту. В ней Дмитрий прощал народ, бывший в неведении о зле Бориса, и обещал награды в случае его признания. Заканчивалась грамота угрозой: «А недобьете челом нашему царскому величеству и не пошлете просить милости, то дадите ответ в день праведного суда, и не избыть вам от Божия суда и нашей царской руки». В толпе поднялось сильное смятение. Одни выкрикивали здравицы: «Буди здрав, царь Дмитрий Иванович!»; другие сомневались: «Да точно ли это Дмитрий Иванович? Может быть, это не настоящий?»